ПРЕДИСЛОВИЕ
Предлагаемая книга состоит их двух частей. Первая часть посвящена так называемой Испанской войне 46-45 гг. до н. э. Эта война явилась последним эпизодом гражданской войны, начало которой было положено в январе 49 г. до н. э., когда Цезарь перешел речку Рубикон, отделявшую провинцию Цизальпинскую Галлию, где он занимал должность наместника, от Италии. Италией и самим Римом Цезарь овладел довольно быстро, почти не встречая сопротивления.
Его противник Помпей Великий со своими сторонниками бежал на Балканский полуостров, где стали собираться его основные силы. Значительные помпеянские силы находились в Испании. И Цезарь не решился обрушиться на самого Помпея, прежде чем он не расправится с этой грозной опасностью у себя в тылу. В битве при Илерде Цезарь разбил объединенные войска помпеянских полководцев Люция Афрания и Марка Петрея, а командир третьего помпеянского войска Марк Теренций Варрон капитулировал сам. Только после сравнительно недолгого пребывания в Риме Цезарь переправился на Балканский полуостров для борьбы с основными силами своего главного соперника. После первых неудач Цезарь сумел переломить ситуацию и в битве при Фарсале 9 августа 48 г. до н. э. полностью разгромил Помпея. Тот бежал в Египет, где и был убит. Цезарь, преследуя бежавшего Помпея, тоже подошел к египетскому берегу и, высадившись там, вскоре вмешался во внутреннюю борьбу в Египте. Он встал на сторону юной Клеопатры, в которую безумно влюбился. Так как большинство жителей египетской столицы Александрии были на стороне противников Клеопатры и под командованием ее противников находилась египетская армия, Цезарю пришлось весьма трудно. Однако с помощью подошедших подкреплений Цезарь все же одержал победу. Утвердив на александрийском троне Клеопатру, он вернулся в Рим, по пути разгромив боспорского царя Фарнака, вторгнувшегося в Малую Азию в надежде вернуть потерянное отцовское царство. Уцелевшие враги Цезаря собрались в Африке, куда Цезарь со своей армией и направился в самом конце 47 г. [4] до н. э. В ожесточенном сражении у Тапса 6 апреля 46 г. до н. э. Цезарь одержал очередную победу. Однако остатки помпеянцев, возглавляемые сыновьями Помпея Гнеем и Секстом, сумели собраться в Южной Испании. Там на их стороне оказались многие местные общины, недовольные произволом цезаревских наместников. Тогда и началась та Испанская война, о которой идет речь. Война эта была очень тяжелой для Цезаря. С большим трудом 17 марта 45 г. до н. э. он сумел одержать решительную победу в битве при Мунде.После этой войны у Цезаря уже не было открытых противников. И это сразу же изменило положение победителя. После своего возвращения из Африки он пышно справил четыре триумфа — за победы над Галлией, Египтом, Понтом и Нумидией. Последний триумф скрывал торжество по случаю разгрома помпеянцев, собравшихся в Африке. И все же официально праздновалась победа не над согражданами, а над внешним врагом — нумидийским царем, который помогал помпеянцам. А когда Цезарь вернулся из Испании, он, уже не таясь, отпраздновал пятый триумф за победу в гражданской войне. До этого в римской истории не было прецедентов, когда римский военачальник столь открыто торжествовал по случаю разгрома и гибели сограждан. Уже одно это показывает, что Испанская война рассматривалась Цезарем и его окружением как важнейший шаг на пути к полному единовластию. После битвы при Мунде он был провозглашен постоянным, то есть пожизненным, диктатором. Это свидетельствовало о том, что республиканский строй полностью превращался в фикцию. Теперь в честь Цезаря устраивались игры и жертвоприношения. Клятва его именем приобрела юридическую силу. Еще раньше Цезарь, подчеркивая свое происхождение от Венеры, начал строительство храма Венеры Прародительницы. Теперь начали создавать храм в честь его самого, а его изображения — ставить среди статуй богов. Сенат разрешил Цезарю построить над воротами своего дома фронтон, каким обычно украшался храм. Сам он получил титул «отец отечества», право сидеть на золоченом кресле между консулами и возможность носить пурпурную одежду триумфатора все время. Все это ставило Цезаря гораздо выше обычных людей, в какой-то степени приравнивало к бессмертным богам. Дважды при стечении народа ему открыто предлагалась царская диадема. И хотя оба раза Цезарь отклонил эти предложения, они рассматривались всеми как пробные шары на пути не только к фактическому, но и к официальному единовластию, к созданию в Риме монархии.
Стремился ли сам Цезарь к монархии, сказать трудно. Вполне возможно, что римское воспитание все же останавливало его на этом пути. Но при этом несомненно, что венцом своей жизни он видел достижение [5] единоличной власти, даже если она будет прикрыта теми или иными республиканскими институтами. Пожизненная диктатура казалась ему идеальной формой такой власти, ибо диктатура сама по себе была старинной магистратурой и в то же время никак и ни в чем не сдерживала ее носителя. С другой стороны, пышное оформление царской власти в эллинистических государствах Востока, особенно в Египте, с которым он познакомился поближе, не могло не привлекать его, да и влияние Клеопатры нельзя исключать. Недаром он решился пригласить ее с сыном в Рим, хотя и устроил их пребывание в довольно уединенном доме.
Практически почти полная ликвидация антицезаревских вооруженных сил в Испанской войне показала, что свергнуть Цезаря вооруженным путем уже никому не удастся. Приобретение им после этой войны положения пожизненного диктатора лишало его противников всякой надежды на возвращение к обычной конституционной практике. И сам Цезарь как-то сказал, что Сулла был младенцем в политике, раз добровольно отказался от власти. Многие надеялись, что победа Цезаря приведет не только к окончанию гражданских войн, но и к восстановлению государства. А нескрываемое усиление его единоличной власти лишало их этой надежды. То, что Цезарь, особенно после возвращения из Испании, получил чуть ли не божеские почести, оскорбляло чувства многих римлян. Римляне были воспитаны на гордости за свое государство и свою свободу, которую они противопоставляли regnum (царству), и монархические замашки Цезаря не могли их не настораживать. И хотя сам Цезарь, как уже говорилось, дважды отверг предлагаемую царскую диадему, подозрения не рассеивались. В этой обстановке роста антицезаревских настроений и потери всякой надежды на законное или вооруженное устранение диктатуры возник заговор против Цезаря, в котором объединились бывшие помпеянцы, республиканцы и даже часть цезарианцев, разочаровавшихся в своем вожде. И 15 марта 44 г. до н. э., за два дня до годовщины битвы при Мунде, Цезарь был убит. Это не спасло республику, и через полтора десятилетия, наполненные острой политической борьбой, интригами и новыми гражданскими войнами, она все же пала окончательно и сменилась империей, хотя, как кажется, и в несколько ином виде, чем планировал Цезарь. И Испанская война явилась важным этапом на пути от республики к империи.
Драматические события гражданской войны начал описывать уже сам Цезарь, обладавший необыкновенным литературным даром. Он написал «Записки о гражданской войне», охватывающие период от начала войны до высадки в Александрии. Этот труд продолжили его сторонники, описавшие Александрийскую, Африканскую и Испанскую войны. По своим художественным качествам три последних [6] произведения не идут ни в какое сравнение с сочинением самого Цезаря. Но все они при всей своей пристрастности являются первоклассными источниками наших знаний об этих событиях. Между тем последнее произведение — «Испанская война» — русскоязычному читателю практически недоступно. Поэтому мы и сочли необходимым перевести это небольшое сочинение на русский язык. А чтобы читатель получил более полное представление о войне в Испании, перевод Псевдо-Цезаря (как обычно называют этого безымянного автора) дополнен переводами соответствующих пассажей из произведений более поздних историков — Веллея Патеркула, Плутарха, Аппиана, Аннея Флора, Диона Кассия. Все переводы снабжены комментарием, а также статьями о произведениях (и их отрывках), о которых идет речь.
Вторая часть книги посвящена гораздо более длительному периоду испанской истории, даже точнее — эпохе в истории Испании. Это — время существования на Пиренейском полуострове варварских королевств, сначала Свевского, а затем Вестготского. Второй части необходимо предпослать несколько общих слов.
Переломные эпохи в истории человечества всегда привлекали большое внимание и ученых, и всего образованного общества. Внимание к ним особенно усиливалось и делалось весьма актуальным не только в чисто научном, но и в политическом и общественном смысле в периоды, когда в самом обществе происходил слом старых общественных бытия и менталитета и, соответственно, индивидуального бытия и индивидуального менталитета. В этом отношении чрезвычайно важна эпоха крушения античного мира и становления мира средневекового.
В свое время К. Маркс разработал формационную теорию исторического развития. Эта теория вполне действенна (хотя и в более ограниченном виде, чем считалось до недавнего времени) и на нынешнем уровне исторической науки. Согласно этой теории, античный и средневековый миры принадлежат разным социально-экономическим формациям, поскольку в их основе лежат разные способы производства. И гранью между ними является крушение Римской империи и становление варварской Европы.
Некоторая односторонность формационной теории компенсируется теорией цивилизационной, согласно которой античность и Средневековье относятся не только к разным цивилизациям, но и к разным их типам. Античная цивилизация была личностного типа и антропоцентристской, средневековая — тоталитарного типа и теоцентристской. Стержнем последней в Европе явилось христианство. И хотя христианство победило уже в рамках Римской империи, окончательно оно восторжествовало в рамках средневековых государств. [7]
В XIX в. английский ученый Э. Фримен разделил всю историю Европы на три эпохи: до Рима, Рим и после Рима. Такое деление имеет основания в политической истории средиземноморско-европейского мира. Только в рамках Римского государства этот мир приобрел политическое единство, а после крушения империи на Западе подобного политического единства Европа более не достигала, несмотря на неоднократные попытки этого добиться, вплоть до сравнительно недавних: подчинение всего континента (а по возможности, и всего мира) «III рейху» или создание в результате мировой революции «Всемирной федерации Советов». Лишь в последние десятилетия Европа, кажется, вступает на путь единства, и характерно, что началом на этом пути стал договор, заключенный в Риме.
Таким образом, и с социально-экономической, и с культурно-цивилизационной, и с политической точек зрения крушение Римской империи и становление варварских государств раннего Средневековья являются той переломной эпохой, без понимания которой невозможно и понимание всей дальнейшей европейской истории.
Рим на протяжении своей истории переживал разрушительные кризисы, ставившие под вопрос само его существование. Первый начался в 133 г. до н. э. и привел к падению Римской республики. В результате римская государственность возродилась в новых формах — в виде принципата, а римское общество — в виде ранней империи. Второй катастрофический кризис — это кризис III века. Его результатом была гибель ранней империи и становление поздней империи в форме домината. Третий кризис Западная Римская империя пережить вообще не смогла. И возникают естественные вопросы: почему, что обусловило падение Рима, каковы были конкретные события, которые означали эту катастрофу? На эти вопросы давались разные ответы.
Уже современники крушения Рима не могли не задавать себе эти вопросы. В гибели империи они видели суд Божий. Христиане считали, что Бог покарал Рим за многочисленные кровавые гонения на христиан, за разврат его правящих кругов, за угнетение других. Язычники видели в событиях месть старых богов за отказ Рима почитать их. В Средние века эта проблема встала в другой плоскости. Империя сохранялась, ибо в Константинополе сидел римский император. По мере усиливавшегося расхождения католического латинского Запада и православного греческого Востока на Западе утверждалась идея «переноса империи» — translatio imperii: империя не погибла, она просто «перенесена» сначала к франкам, а затем к немцам. И хотя в развитом Средневековье утверждается понятие, что каждый король — [8] император в своих владениях, и тем самым отметаются всякие претензии императоров на политическое господство во всей Западной Европе, саму Священную Римскую империю германской нации рассматривают как прямое продолжение старой Римской. Так что с этой точки зрения Римская империя продолжала существовать до 1806 г., когда ее последний император Франц II под давлением Наполеона, который хотел быть единственным наследником Рима, отрекся от римского престола и стал первым императором Австрийской империи.
Идея крушения Рима, замены его варварскими государствами и причинах этого явления вновь появилась в трудах итальянских гуманистов эпохи Возрождения. Для них прекрасная античность была разрушена дикими германскими варварами, особенно готами, после чего наступила ночь Средневековья. Первым, пожалуй, сформулировал подобное положение Флавио Бьондо в XV в., обозначив в качестве начала крушения Рима его взятие готами Алариха в 410 г. С этого времени события V в. рассматриваются как гибель империи. В противоположность гуманистам Возрождения в XVII в. политик, историк и юрист голландец Гуго Гроций, убежденный в преимуществе германского права над римским, считал варварское завоевание Рима благом для Европы, ибо оно привело к торжеству именно германского права. В XVIII в. историки и философы выдвинули на первый план внутренние причины гибели Рима. Это сделали Ш.-Л. Монтескье и особенно Э. Гиббон в многотомной «Истории упадка и падения Римской империи», с которой фактически началось научное изучение всех проблем, связанных с гибелью Рима.
Монтескье во многом стоял у истоков спора между романистами и германистами. Романисты считали, что Средние века являются простым продолжением римского времени, что уже в позднеримском обществе фактически сложились те общественные институты, которые характерны для феодальной Европы. Германисты полагали, что германцы, переселившись на территорию Западной Римской империи, полностью разрушили ее и на ее развалинах выстроили новое здание по германскому образцу. Крупнейшим представителем романизма во второй половине XIX и в начале XX в. стал Фюстель де Куланж. Он учел предыдущую критику германистов и, отказавшись от расовой точки зрения, оставаясь строго на почве научной интерпретации всех доступных источников, доказывал, что средневековые социальные установления выросли на римской почве, хотя и трансформировались в ходе своего средневекового развития. Фюстель де Куланж настаивал на непрерывности исторического развития и на победе высокой культуры, какую представлял Рим, над варварством. [9]
Германисты сосредоточивались преимущественно на изучении правовых аспектов позднеантичного и средневекового общества и достигли в их изучении больших успехов. Из среды ученых-германистов вышел Г.-Л. Маурер, который в отличие от остальных выводил весь общественный строй Средневековья из германской сельской общины — марки, которая, по его мнению, начала разлагаться еще до Великого переселения, но ее разложение особенно усилилось после захвата римских земель. Государство, неспособное остановить это разложение, распалось, и разорившиеся общинники перешли под покровительство крупных собственников, в результате чего и возник феодализм.
Взгляды Маурера были восприняты Ф. Энгельсом. Как и Маурер, он видел источник средневекового общественного строя, то есть феодализма, в разложении марки. По мнению Энгельса, практически ничего общего между позднеримским и средневековым обществами не было, ибо между римским колоном и средневековым крепостным стоял свободный франкский крестьянин. Варвары, разгромив Римскую империю, принесли с собой общину и создали новое общество.
Эти взгляды Энгельса практически были канонизированы в советской исторической науке. Правда, они были несколько изменены принятием положения о синтезе двух общественных укладов, из какового и возникло средневековое общество тех стран Европы, которые образовались на территории Западной Римской империи. Но это не изменило сути энгельсовских (восходящих к маурерским) положений. В науке подчеркивался резкий разрыв между античным и средневековым мирами и носителями этого разрыва объявлялись варвары. Это представление усилилось еще больше, когда под влиянием высказывания И. В. Сталина был выдвинут постулат о революции рабов и колонов, которые вместе с варварами и разрушили Римскую империю. Позже положение о революции рабов было снято, но само представление о перерыве в развитии европейско-средиземноморского общества, о фактически революционном скачке, каким являлось крушение Западной Римской империи, осталось в силе.
Между тем это представление наталкивается на ряд серьезных препятствий разного плана. Во-первых, это демография раннесредневекового общества. Ни в одном варварском государстве завоеватели не составляли больше 4-6% населения, а то и меньше. Конечно, учитывая господствующее положение этой небольшой части общества, можно было бы говорить о его роли, намного более существенной, чем можно ожидать с учетом ее количественной доли в населении. Но все же таких господ было слишком мало, и они не были столь активны, чтобы навязать свой строй всему населению. К тому же, как показывают исследования, в том числе археологические, варвары, как [10] правило, не заселяли более или менее равномерно всю завоеванную страну, а концентрировались в ее части, так что вне этой зоны оставалось огромное большинство населения, жившее по-старому. На его социальное развитие германская марка не могла оказать того влияния, которое ей приписывали.
Во-вторых, нельзя упускать из виду культурное превосходство римского населения над варварским. Хотя общий культурный уровень основной массы римского населения резко упал, в целом он был все же выше, чем у германских пришельцев. Провинциальное римское население оказало огромное влияние на германцев, что, в частности, выразилось в принятии последними христианства в его никейской, то есть католическо-православной, форме. Еще показательнее тот факт, что германцы приняли языки подчиненного населения, причем приняли они именно вульгарную латынь местных низов, отсюда и родились современные романские языки. Следовательно, не местные римляне были поглощены захватчиками, а последние полностью растворились в окружающем населении.
В третьих, существуют исторические препятствия. Прежде всего, сохранилась Восточная Римская империя — Византия. Это препятствие советские историки обошли, выдвинув утверждение, что там роль, аналогичную роли германцев на Западе, сыграли славяне, принесшие туда свою общину и тем самым феодализировавшие Византию. Такое положение не только, как казалось, спасало энгельсовские представления о роли варварской общины, но и соответствовало патриотическому чувству некоторых ученых. Но это положение все же оказалось неверным, так как славяне не поглотили всю Византию, а феодальный строй, хотя и в своеобразной форме, там все же утвердился. К тому же, и это сейчас полностью доказано, на территории Восточной империи и в эллинистическо-римские времена, а во многих регионах и задолго до них существовала сельская община, что абсолютно не мешало принадлежности малоазийского и восточно-средиземноморского общества не к Средневековью, а к древности.
Община существовала не только на Востоке, но и на Западе. Сейчас можно считать доказанным ее наличие и в самой Италии, и в римских провинциях — в Галлии и Испании, а возможно — и в Африке. Так что германцы могли в лучшем случае увеличить удельный вес общинного сектора, но они не были его единственными носителями.
Надо иметь в виду, что варварские государства на территории Западной Римской империи не были прямыми предшественниками государств развитого Средневековья и в итоге — современных национальных государств. Остготское и Вандальское королевства были [11] уничтожены Византией. Свевы подчинились вестготам, а королевство последних было ликвидировано арабами. Лангобардское и Бургундское королевства были поглощены Франкским. Только последнее на первый взгляд выжило и развилось в современную Францию. Кстати, это и единственная страна на территории Западной империи, которая приняла название от пришедших в нее варваров. (Мы оставляем в стороне Британию-Англию, ибо туда германцы — англы, саксы и юты — пришли, когда эта страна уже вышла из состава империи.) Но и Франкское государство не автоматически перешло в современное. Между ними стояла империя Карла Великого и его преемников, которая была иным типом государства, чем предшествующее варварское.
Наконец, беспристрастное исследование показывает, что и во Франкском государстве у большей части населения продолжали существовать позднеримские порядки, что французский средневековый крепостной плавно «вырос» из позднеримского провинциального колона. И только в небольшой части населения, то есть у самих франков, источником серважа стали разорившиеся свободные франкские аллодисты.
Все это показывает, что в отечественной науке назрела необходимость в создании новой концепции перехода от античности к Средневековью. При этом едва ли можно ограничиться только принятием существующих западных концепций хотя бы потому, что там существуют различные точки зрения на этот переход.
В период между двумя мировыми войнами большое значение имели работы М. И. Ростовцева о Римской империи и французской школы «Анналов» о Средневековье. Эти работы, как и работы их продолжателей (школа «Анналов» существует и в настоящее время), оказывают большое влияние на современную историческую мысль. В центре своих исследований ученые этой школы ставят социальные и экономические факторы, признавая в то же время значение и других, которые в определенные моменты могут выступать на первый план. По мнению Ростовцева, античный мир неизбежно старел. Глубокий упадок, начавшийся в мрачную эпоху III в., не был преодолен, ибо в политической сфере усиливаются варваризация и ориентализация, в социально-экономической — натуральное хозяйство вытесняет товарное, что неизбежно ведет к упадку городов с их цивилизацией, и, как следствие, в культурно-идеологической сфере сельское варварство поглощает городскую культуру. Причиной всего этого является постепенное поглощение образованных слоев некультурными массами, вследствие чего происходит неизбежное упрощение всех функций политической, социальной, экономической и духовной жизни, что и составляет суть варваризации империи. Тесный союз Константина с христианской церковью был знаком [12] окончательной смерти старого Римского государства и создания новой государственности, более простой и в то же время более жестокой и деспотичной, ничем не отличающейся от восточной. И на этом фундаменте строится здание новой Европы. М. Блок, основатель «Анналов», рассматривая сеньорию как основную ячейку феодализма, видит ее корни в более старом обществе, фактически возводя ее к римской латифундии.
В послевоенное время проблема перехода от античности к Средневековью не ушла далеко из исторических исследований. Она приняла форму спора, явился ли этот переход катастрофой или постепенной эволюцией. Так, А. Пиганьоль утверждал, что после кризиса III в. Римская империя возродилась и встала на путь нового развития, но это развитие было прервано варварскими завоеваниями; по его словам, римская цивилизация не умерла естественной смертью, она была убита. Сторонники противоположной точки зрения полагали, что между V и VIII в. в Европе происходило непрерывное развитие цивилизации во всех сферах жизни. И сейчас есть сторонники обеих точек зрения. Но все же большая часть историков согласна, что в раннесредневековом обществе сохранилось очень много черт поздней античности. Период существования варварских королевств многими авторами рассматривается как особый, который все же ближе к античности, чем к феодализму. Так, большинство испанских историков полагает, что Средние века на Пиренейском полуострове начались только с арабским завоеванием в 711-713 гг. В то же время ясно, что собственно античным период существования там Свевского и Вестготского королевств считать нельзя. Все это заставляет обратиться к проблемам переходного периода.
Этот период достаточно замкнут. Испанские историки, естественно, занимались историей варварских королевств гораздо больше, чем их коллеги за рубежами Испании. Этой эпохе посвящен III том большой (в 40 томах, некоторые из которых состоят из двух, а то и больше волюменов) «Истории Испании», почти целиком написанный М. Торресом. Он был написан еще в 30-х гг. XX в. (хотя практически без изменений воспроизведен во втором издании, опубликованном в 1985 г.), так что его содержание уже в значительной мере устарело, хотя многие положения автора важны и сейчас. Значительное место «варварский» период занимает в общих историях средневековой Испании X. А. Гарсиа де Кортасара и Л.-Г. Вальдеавильяно. Особенно актуальны посвященные именно этой эпохе труды А. Барберо и М. Вихиля, К. Санчеса Альборноса, П. Палоля, X. Орландиса, Л.-А. Гарсиа Морено и др. За пределами Испании этими проблемами занимались Е.-А. Томпсон, Б. Саитта, К.-Ф. Штоекер. Исследуют этот период не так уж много [13] историков. В нашей отечественной литературе имеется только одно фундаментальное исследование — монография А. Р. Корсунского «Вестготская Испания», а также ряд его же статей, посвященных различным аспектам испанской истории того времени. Эта работа не потеряла своего значения до сих пор, но посвящена она преимущественно социально-экономическим процессам, и поэтому политическая история осталась на заднем плане. Гораздо больше повезло варварским народам, вторгшимся на Пиренейский полуостров, точнее — их истории, предшествующей этому вторжению. Особенно большое внимание привлекали готы. Тот же А. Р. Корсунский, В. П. Буданова, М. Б. Щукин, а также некоторые более молодые исследователи внесли большой вклад в изучение истории готов. Из зарубежных историков можно назвать имена опять же К.-Ф. Штоекера, X. Вольфрама, М. Тодда, М. Казанского. И все же политическая и социальная история и варварских народов до их переселения в Испанию, и вестготской Испании для российского читателя еще в огромной степени остается «чистой доской».
Источники истории вестготской Испании довольно разнообразны. Много сведений сохранила церковная литература, в том числе разнообразные биографии видных церковных деятелей, включая жития святых. До наших дней дошли документальные источники — постановления церковных соборов и вестготские законы. Сохранились, хотя и в очень ограниченном объеме, дипломатические документы. Все большее значение приобретают результаты археологических находок, дающих в том числе все новые надписи и монеты. Особое место среди исторических источников занимают хроники и различные «Истории», тоже фактически представляющие собой хроники. Их исследование тоже имело в последнее время значительные успехи. Очень много этому способствовали такие ученые, как Ж. Фонтень, X. Дизнер, Л. Минегетти и др. Пришла пора познакомиться с самими испанскими хрониками того времени и российскому читателю. Во второй части предлагаемой книги дан перевод этих хроник, хотя и не целиком, а лишь тех пассажей, которые, на наш взгляд, важны для знакомства с политической историей Испании V — начала VIII в. (исключение, как об этом будет сказано позже, сделано лишь для одного труда Исидора Севильского). Как и в первой части, текст снабжен комментариями, расширяющими скупые сообщения хронистов. Для лучшего понимания обстановки, в какой создавались эти хроники, в книгу включены статья об истории варварских народов до их переселения в Испанию и общий обзор истории раннесредневековой Испании, а также статья, содержащая краткую характеристику авторов хроник и самих этих произведений. [14]
Ни в первой, ни во второй части данной книги нет научного аппарата. Это не значит, что автор не учитывал уже существующие исследования. Более того, я целиком опирался на эти исследования, включая работы тех ученых, имена которых названы выше. Отсутствие аппарата вызвано лишь жанром предлагаемой работы, которая все же является не строго научной, а скорее популярной, и желанием облегчить читателю знакомство с материалом. Но хочу заверить, что я глубоко признателен всем исследователям, на работы которых я опираюсь, как ушедшим от нас, так и тем, кто, к счастью, живы и продолжают плодотворно работать.
Текст воспроизведен по изданию: Античные и средневековые источники по истории Испании. СПб. СПбГУ. 2006
© текст - Циркин Ю. Б. 2006ХРОНИКИ О СОБЫТИЯХ В ИСПАНИИ В ІV-VІІІ вв.
(до арабского завоевания)
История варварских вторжений в Испанию, а затем и варварских королевств в Испании отражена в ряде источников. Огромное значение имеют юридические документы. В последнее время все больше материалов дают археологические раскопки, которые доставляют не только материальные памятники, но и надписи. Что же касается политической истории, то трудно переоценить значение различных хроник, составлявшихся в основном в самой Испании. Надо отметить, что за пределами Испании испанскими делами интересовались сравнительно мало. Несколько больше внимания авторы, жившие вне Испании, обращают на эту страну во время варварских завоеваний, когда Пиренейский полуостров был еще частью Римской империи. Позже внимания на нее уже почти не обращали. О ней немного вспоминали, когда происходили военные конфликты с другими государствами. Так, о войне с испанскими готами писал Прокопий Кесарийский, рассказывая о войнах императора Юстиниана, но даже и в этом случае рассказ об испанской кампании оставался на периферии прокопиевского повествования, поскольку эта кампания была не столь трудна и важна, как африканская или италийская. И испанцы довольно мало внимания обращали на то, что делается за пределами их страны. Испания развивалась в относительной изоляции от общеевропейских процессов; даже на соборах, собираемых папой, испанские епископы не присутствовали. Конечно, связи Испании с другими странами существовали, но определенный изоляционизм несомненен. В этих условиях хроники, написанные испанскими авторами, являются главным и во многих случаях единственным источником наших знаний об этом периоде испанской истории.
Как уже говорилось, о вторжениях варваров в Испанию и борьбе там с ними сообщают разные авторы. Первенствующее значение имеет Хроника Идация. Идаций (Hydatius) родился в Испании, по-видимому, вскоре после 393 г. Судя по его довольно редкому имени, он, вероятнее всего, был внуком одноименного Идация, который в IV в. был епископом города Эмериты и упорно боролся с Присциллианом. Присциллиан, в частности, заявлял, что Христос имел только одну Божественную природу и поэтому не страдал на Кресте; что мир и человеческое тело — порождение дьявола, а душа — часть Бога и поэтому [223] церковь не должна иметь ничего общего с этим дьявольским миром, в том числе иметь имущества; что человеческая душа, будучи частью Бога, может соединиться с Господом без посредства Церкви. Он настаивал на полном аскетизме, на использовании апокрифов, на праве женщин исполнять те или иные культовые обязанности. Все это не только было противоположно официальному церковному учению, но и ставило под вопрос саму необходимость церковной организации. Испанская церковь, естественно, решительно выступила против учения Присциллиана, и одним из вождей этой борьбе был Идаций Старший. Он решительно обвинил Присциллиана в ереси, хотя на первых порах и не смог сформулировать суть еретических взглядов своего оппонента. Испанская церковь фактически раскололась. В 380 г. в Цезаравгусте (Сарагосе) для решения назревших вопросов и преодоления раскола был созван церковный собор, на котором Идаций-Старший не только выступил против Присциллиана, но и представил специальный доклад, в котором уже сформулировал все обвинения и потребовал изгнания еретика из церкви. Но, как кажется, собор только осудил чрезмерный, с его точки зрения, аскетизм Присциллиана, умолчав об остальных обвинениях. Это не устроило Идация, и он обратился к императору Грациану с письмом, в котором обвинял Присциллиана в магии и просил изгнать того за пределы империи. Однако Грациан не стал вмешиваться в церковные споры в сравнительно далекой Испании, и демарш Идация ничем не окончился. Теперь сам епископ Эмериты стал объектом суровой критики.
Внутрицерковная борьба все более приобретала политический характер. Когда же власть в западной части империи захватил узурпатор Магн Максим, сам происходивший из Испании и поэтому лучше знающий обстановку в этой стране и стремившийся к получению поддержки ставшей уже могущественной испанской церкви, положение изменилось. Идаций и его соратник Итаций, епископ Оссонобы, обратились к Максиму с требованием положить конец распространению ереси. Сначала Максим также попытался снять с себя ответственность за решение этих проблем, возложив решение на церковный собор в Буридигале (Бордо), который осудил Присциллиана как носитель официальной религии, после чего Идаций и Итаций снова обратились к Максиму уже для принятия юридических мер. И тот был вынужден взяться за это дело. Он вызвал Присициллиана и некоторых его видных сторонников в свою резиденцию Августу Треверов (Трир). Под пытками еретик «сознался» в магии, общении с бесчестными женщинами, в вознесении молитв в обнаженном виде. В результате он и его соратники были осуждены и казнены. Присциллианство было осуждено как [224] ересь, и принадлежность к нему стала считаться уголовным преступлением. На этом, однако, борьба с присциллианством не закончилась, и внуку Идация тоже пришлось в ней участвовать.
На судьбе самого Идация Старшего эта борьба отразилась все же весьма негативно. Такая суровость в отношении ересиарха и использование светской власти в решении проблем церкви вызвали недовольство даже значительной части римского клира, включая папу Сириция. В результате Идаций был смещен с поста епископа Оссонобы, а Идаций был вынужден добровольно оставить свое епископское место в Эмерите. Позже он, как кажется, снова занял епископскую кафедру в этом городе. По некоторым сведениям, Идаций Старший все же окончил свои дни в ссылке. Идаций Старший был епископом Эмериты, столицы провинции Лузитания. Его внук родился в городе Лимии, в провинции Галлеция, и вся его дальнейшая жизнь была связана именно с этой провинцией. Можно думать, что семья обоих Идациев происходила именно из Галлеции, где, кстати, находился очаг движения Присциллиана и имелось наибольшее число его приверженцев (чем могло объясняться и столь жесткое и даже жестокое отношение к нему Идация Старшего). Возможно, что после краха церковной карьеры эмеритского епископа семья возвратилась в Галлецию, где и родился будущий хронист.
В 407 г. Идаций направился в большое путешествие по святым местам. Сам он писал, что в то время был маленьким мальчиком и сиротой (infantulus et pupillus). Эти слова и позволили определить, что родиться Идаций не мог раньше 393 г., ибо едва ли он себя определил бы как infantulus после 14 лет. Эти же слова свидетельствуют и о том, что уже в детском возрасте Идаций потерял по крайней мере отца. В то же время он был достаточно богат, чтобы иметь возможность предпринять столь далекое путешествие. Через Кипр он добрался до Палестины, где посетил Цезарею, Иерусалим и Вифлеем, а оттуда прибыл в Александрию и уже из этого египетского города вернулся на родину. В Палестине он встретил знаменитого отца церкви Иеронима, и эта встреча произвела на мальчика глубокое впечатление. В то время многие, если позволяли средства, совершали путешествие на Святую землю. Так, известно, что в начале V в. в паломничество отправилась богатейшая латифундистка Мелания, мать которой происходила из Испании. Перед своим отъездом Мелания и ее муж Пациан распродали свое имущество. Мелания осталась в Иерусалиме, где и умерла. Но большинство паломников все же возвращалось. Вернулся на родину и Идаций. Возможно, что впечатления от этой поездки, в том числе и от встречи с Иеронимом, а также пример деда вдохновили его на избрание [225] церковной карьеры. Достигнув определенного возраста, Идаций в 416 г. стал священником и уже через одиннадцать лет, в 427 г., стал епископом города Акве-Флавие (совр. Иданья) в родной Галлеции.
Это было очень суровое время. Уже много лет страну разоряли варварские племена. Галлеция стала местом оседания свевов, но борьба с ними не закончилась. И Идаций принял в этой борьбе самое активное участие. В частности, в 431 г. он направился к всесильному полководцу Аэцию, который в то время находился в Галлии, чтобы просить помощи против свевов. Сам Аэций не смог вмешаться в испанские дела, но отправил туда своего подчиненного Цензория, вместе с которым Идаций и вернулся на родину. Одновременно Идаций, как и его дед, повел решительную борьбу с присциллианством, которое имело еще очень много сторонников в Галлеции. В 445 г. вместе с епископом Астурики (Асторги) Турибием он рассмотрел дела, возбужденные против еретиков в этом городе, а вскоре папа Лев III официально поручил Идацию добиться на провинциальном соборе Галлеции повторного осуждения присциллианитов. В 460 г., при новом нападении свевов, Идаций был схвачен ими и уведен из Акве-Флавие. Вскоре ему удалось вернуться, но это не уменьшило его ненависти к свевам. Когда Идаций умер, неизвестно. Но последний год, о котором сообщает его Хроника, — 468-й. Долго ли он жил после 468 г., мы не знаем. Но думается все же, что едва ли долго. Ему же было явно за 70 лет. А условия той жизни и того времени не особенно располагали к долголетию.
Несмотря на тяжелые времена и активную церковно-политическую деятельность, Идаций нашел возможность заниматься историей. Он обработал списки римских консулов и продолжил их, взяв период с 390 до 468 г. Работа эта совершенно несамостоятельна и в принципе никакого значения как исторический источник не имеет. Гораздо интереснее его Хроника. При ее написании он, несомненно, вдохновлялся примерами Евсевия и Иеронима. Более того, само это его произведение, как подчеркивает автор, представляет собой продолжение Хроники Иеронима. Но его главный интерес сосредоточен на Испании. Кругозор Идация довольно ограничен. Идаций — испанец и римлянин, он ненавидит врагов Рима, бесчинствующих в Испании. Такими главными врагами в то время были свевы, которые обосновались на родине Идация, в Галлеции, и с которыми аквефлавианский епископ постоянно сталкивался. И в центре его повествования находится именно история отношений испано-римлян и свевов. Не исключено, что в действительности свевские походы не были столь ужасающи и разорительны, как описывает Идаций. Все-таки не только во всей Испании, но и в самой Галлеции, где в основном свевы и поселились, сохранилось [226] испано-римское население со своей социальной структурой, религиозной жизнью, которой свевы почти не мешали, языком и другими проявлениями римского образа жизни. Но эта сосредоточенность на Испании и на отношениях со свевами делает из Хроники Идация бесценный исторический источник, ибо о событиях того времени в Испании практически никто не писал, и, если бы не труд этого епископа, засевшего в своем далеком углу рушащейся империи, мы бы почти ничего об этом не знали.
О своих источниках Идаций пишет сам. Он говорит, что материал свой он взял частично у других писателей, частично из рассказов лиц, которым доверял, а частично из собственного опыта. Это последнее особенно важно и интересно. Хронист непосредственно рассказывает о событиях, свидетелем которых и частично участником был он сам. Его произведение было известно, его, например, использовал в своем повествовании Исидор. Сохранились две рукописи Хроники Идация. Сама Хроника впервые была опубликована в 1615 г. в Риме под ложным именем некоего Павла Профиция. Через четыре года, в 1619 г., эта Хроника была издана в Париже Ж. Сирмоном уже под именем настоящего автора. Это издание во многом легло в основу последующих. Лучшим до сих пор считается издание, предпринятое Т. Моммзеном в 1894 г. в серии Monumenta Historiae Germaniae. Autores Antiquissimi.
Идаций, по-видимому, не дожил до того времени, когда вестготский король Эйрих вторгся в Испанию и подчинил себя ббльшую часть страны, позже вестготы завоевали и весь Пиренейский полуостров. Начинается новая эпоха в истории Испании. После того как франки разгромили вестготов и отняли у них почти все запиренейские владения, Испания стала основной территорией Вестготского королевства. Здесь же, в городе Толете (Толедо), находилась и их столица. Долгое время вестготы были арианами, а испано-римляне придерживались никейского вероисповедания. Оказавшись в подчинении у варваров и к тому же еретиков, испано-римляне старались крепче держаться за старинные традиции, за древнее наследие. В свое время испанцы оказывали римскому завоеванию упорнейшее сопротивление, и римлянам пришлось потратить 200 лет на их подчинение. Но эти времена ушли в далекое прошлое. Романизация Испании сделала значительные успехи, и к тому времени, когда варвары вторглись в страну, ее жители, забыв в большинстве своем (кроме предков — басков) свой язык и в значительной степени свою религию, уже ощущали себя римлянами. Они говорили на латинском языке, подчинялись римским правовым нормам, были организованы на римский манер, приняли римскую религию, а когда ее сменило христианство, [227] вместе со всей остальной империей обратились в эту новую религию и стали чрезвычайно фанатичными христианами. И теперь под властью вестготов испанцы в значительной степени самим себе стремились доказать свою приверженность римскому наследию. Разумеется, речь идет об испано-римской элите, в первую очередь элите церковной, но и более широкие массы населения, находясь под сильным влиянием своих господ, и особенно церкви, продолжали себя считать римлянами (Romani) и испанцами (Hispani) в противоположность господствующим готам. Принятие готами католицизма, то есть никейского вероисповедания, сгладило острые противоречия между победителями-готами и побежденными испано-римлянами, но не устранило их полностью, ибо к политической власти последних не допускали. Правда, нам известны некоторые знатные испано-римляне, носившие высокий сан сенатора, но значительной роли в политической жизни королевства они не играли. Некоторым исключением был Клавдий, происходивший из района Эмериты (современная Мерида), столицы провинции Лузитания и ставший герцогом этой провинции. Он прославился как видный и успешный полководец, действовавший при первом католическом вестготском короле Реккареде, но его карьера была именно исключением. Даже соборы испанской церкви, на которых преобладали испано-римские епископы, подтвердили, что королем Испании может быть только гот.
Варварские завоевания сопровождались многочисленными разрушениями, в ходе которых гибли многочисленные культурные памятники и рукописи. Но то, что еще сохранилось, сберегалось испаноримской элитой. Особенно много памятников сохранилось на окраинах Вестготского королевства, где самих вестготов было немного и испано-римская элита продолжала вести свой прежний образ жизни. Из этой элиты и выходили писатели, в том числе и те, которые обращались к истории не только своей страны, но и ее завоевателей. Исключением среди правящей знати вестготской Испании был Клавдий, исключением среди писателей того времени был бикларский аббат Иоанн, написавший Хронику, которая охватила правление Леувигильда и часть правления его сына Реккареда.
О жизни Иоанна известно немного. Он был не римлянином, а готом, но не арианином, а католиком. О его семье ничего не известно, так что нельзя сказать, был ли католиком уже его отец или же только он сам обратился в никейское вероисповедание, неизвестны и конкретные причины обращения семьи (или самого Иоанна) в католицизм. Иоанн родился в городе Скаллабисе, в провинции Лузитания. Готов в этой провинции было не очень много, ибо их основная масса [228] расселилась в центре Пиренейского полуострова, и испано-римское (и оно же католическое) население здесь в большой степени преобладало. Но все же готы здесь имелись, и в большинстве своем они, как и остальные вестготы, были арианами. Позже, когда король Реккаред сам стал католиком и обратил в эту веру свой народ, именно в Лузитании вспыхнуло восстание против него, которое было подавлено Клавдием. Надо, однако, отметить, что Иоанн был не единственным готом-католиком в Лузитании. В дни его молодости католическим епископом Эмериты был гот Массона. Видимо, жившие в Лузитании вестготы, оказавшись в преобладающем испано-католическом окружении, раньше, чем их соплеменники, обратились к католицизму.
Будучи еще очень молодым человеком, Иоанн приблизительно в 570 г. направился в Константинополь. К этому времени византийцы захватили часть Южной Испании, и именно в 570 г. недавно избранный король Леувигильд начал с ними войну. Можно предположить, что католики в этих условиях чувствовали себя не очень-то комфортно. Особенно это относилось к католикам-готам, которых можно было рассматривать как предателей и своего народа, и своей веры. И юный Иоанн уехал в столицу врагов своего короля. Там он изучал греческую и латинскую науку, что в условиях того времени подразумевало никейское богословие, и после более чем шестилетнего пребывания покинул Константинополь и вернулся в Испанию. Мы не знаем причин его возвращения. Совсем не исключено, что в византийской столице молодой гот тоже чувствовал себя не очень-то уютно: ведь он все-таки принадлежал к «варварскому» племени, на которого византийцы, считавшие себя прямыми наследниками великого Рима, ромеями, смотрели свысока. Но вернулся Иоанн в неудачное время.
Леувигильд, понимая значение религии для укрепления государства, стремился сделать арианство верой не только вестготов (арианство — «готская вера»), но и всех своих подданных. Переход из католицизма в арианство он всячески поощрял, а сопротивление старался сломить, тем более что всех католиков он считал потенциальными сторонниками Византии. Более всего он, естественно, ненавидел католиков из числа готов. Когда же его собственный сын Герменегильд, ставший католиком, поднял против него мятеж, король начал преследование католиков. Жертвой этого преследования стал и Иоанн. Он принял активное участие в религиозных спорах и, вероятно, именно в связи со всеми этими событиями и этими спорами был схвачен и сослан на другой конец Пиренейского полуострова — в Барцинон (Барселону). Но и там он в течение многих лет продолжал спорить с арианами, подвергаясь за это всяческим преследованиям с их стороны. [229]
Положение радикально изменилось, когда сын Леувигильда Реккаред принял католицизм. Теперь не только испано-римляне, но и вестготы стали католиками. Прежняя религиозная рознь исчезла. Изменилось и положение самого Иоанна. Вскоре после этого он основал в местечке Биклар монастырь и стал его аббатом. В монастыре он не только занимался чисто хозяйственными или религиозными вопросами, но и писал хронику своего времени. Хроника начинается с избрания королем Лиувы, брата Леувигильда, а затем и самого Леувигильда, а заканчивается подавлением направленного против Реккареда мятежа Агримунда. Этот мятеж произошел вскоре после Толедского собора, утвердившего переход всей Испании в католицизм. Так что Иоанн описал совсем незначительную часть царствования Реккареда. В 592 г. Иоанн участвует во II Сарагосском соборе, а вскоре после этого становится епископом города Герунды (совр. Жироны, Хероны) к северу от Барцинона и в качестве такового затем участвует в некоторых других соборах испанской церкви. Видимо, оставив Бикларский монастырь и перебравшись в Герунду, Иоанн перестал заниматься своей Хроникой. Конечно, время до 592 г. было слишком кратким, чтобы, занятый и другими заботами, бикларский аббат мог и собрать весь необходимый материал, и написать полностью текст своей Хроники, несмотря на всю ее краткость. Вероятнее всего, эту работу, по крайней мере сбор источников, Иоанн начал еще в Барциноне. Рукопись Хроники осталась в монастыре, и около 602 г. она была обработана неким тамошним монахом, и эта ее обработка стала основой всех более поздних рукописей Хроники Иоанна, аббата Бикларского. Сам Иоанн оставался епископом Герунды вплоть до своей смерти (около 620 г.).
Иоанн не был крупным историком. В своем произведении он продолжал опыт первых христианских хронистов — Евсевия и Иеронима. Но сосредоточился он лишь на своей стране и на своем времени. Иоанн сам был свидетелем многих событий, мог пользоваться рассказами современников, не исключено также, что в его распоряжение могли попасть и какие-то документы. Иоанн был ярым приверженцем католицизма, который тогда еще не отличался от православия, и свою верность ему доказал упорной борьбой с арианством. Однако это не помешало ему довольно объективно описать деятельность короля Леувигильда, активно преследовавшего католиков, в том числе и самого Иоанна. И это, несмотря на определенные недостатки, делает его Хронику очень важным источником наших знаний о событиях второй половины VI в. в Испании.
До наших дней Хроника Иоанна дошла вместе с еще двумя произведениями — Хроникой Виктора Тонненнского и так называемой [230] Цезаравгустанской хроникой. Древнейшие рукописи этой одной книги ныне потеряны, но сохранились более поздние списки. В этой книге произведение Иоанна представлено как продолжение труда Виктора: «Так до сих пор распределил порядок годов Виктор, епископ Тонненнской церкви провинции Африка; мы позаботились прибавить последующее. От этого времени историю повел достопочтенный аббат Иоанн, основатель Бикларского монастыря». В действительности Хроника Иоанна ни в коем случае не является продолжением подобного произведения африканского епископа, ибо последний вообще не касался событий в Испании. Мысль о соединении обеих Хроник появилась лишь у более позднего переписчика.
Скорее Хронику Иоанна можно считать продолжением Цезаравгустанской хроники. Ее сохранившаяся часть, как было только что отмечено, помещена в той же книге, что и произведения Виктора и Иоанна. В этой Хронике содержатся среди известных из других произведений событий и упоминания о тех, о которых другие хронисты молчат. И можно только горько сожалеть, что она дошла до нас далеко не полностью. Ее сохранившаяся часть завершается 568 г., и именно с этого времени начинает свою Хронику Иоанн Бикларский. Первоначально Иоанну приписывали авторство и этой Хроники. Позже ее автором называли цезаравгустанского (сарагосского) епископа Максима, о котором его современник Исидор Севильский писал как об авторе различных историй готов в Испании. Но это предположение осталось неподтвержденным. Цезаравгустанская хроника является по-прежнему анонимной.
Сейчас трудно сказать, какова была причина объединения в одной рукописи всех трех хроник. Это объединение было сделано явно в Испании. Видимо, Виктор Тонненнский пользовался довольно большим авторитетом, но испанскому переписчику показалось странным, что в его произведении практически полностью отсутствуют сведения о событиях в Испании, и он, как полагал Т. Моммзен, дополнил материал Виктора Тонненнского, Хроникой Иоанна Бикларского, а период более ранний был «закрыт» Цезаравгустанской хроникой.
Крупнейшим писателем вестготской Испании был современник Иоанна Бикларского Исидор Севильский. Он происходил из знатной и явно богатой испано-римской семьи, имевшей владения в Карфагенской провинции на востоке Пиренейского полуострова. Биография его отца Севериана практически неизвестна. Известно лишь, что когда центр провинции город Картагена Спартария перешел под власть византийцев, Севериан по каким-то причинам покинул его и [231]перебрался, видимо, в ту часть Бетики, которая официально находилась во владениях вестготов, и осел в Гиспалисе. Вероятно, с этим районом его связывали какие-то имущественные интересы. Судя по тому, что три его сына стали известны кроме своей церковной деятельности и как писатели, в доме Севериана должна была царить определенная культурная атмосфера. Его дети были позже причислены клику святых, и это свидетельствует о прочности католической веры и высокой набожности всей семьи. Бетика стала основной ареной деятельности его детей. Дочь Флорентина постриглась в монахини и стала основательницей и аббатисой монастыря. Фульгенций занял епископскую кафедру в городе Астиги и написал ряд произведений, в том числе комментарии к Пятикнижию и сочинение «О вере». А Леандр, по-видимому, самый старший из братьев, стал епископом Гиспалиса (Севильи) и играл важную роль в политической и идейной борьбе того времени, а главной ареной этой борьбы оказалась опять же Бетика.
Долгое время положение на юге и юго-востоке Испании было весьма своеобразным. После того как вандалы в 429 г. покинули Южную Испанию, оставив в наследство название южной области — Вандалусия, а затем Андалусия, эта часть Пиренейского полуострова долго оставалась вне различных войн, происходивших в Испании. Вестготские короли считали эту территорию с ее богатыми городами и плодородной долиной Бетиса своим владением, но на деле никакого контроля над ней не осуществляли. Не исключено, что испано-римские магнаты этой области даже вообще считали себя скорее подданными не вестготского короля, а императора, сидевшего в далеком Константинополе. Но император был далеко, и местная знать была фактически самостоятельна. Только в середине VI в. вестготские короли решили подчинить себе испанский юг. Однако они натолкнулись на упорное сопротивление. Королю Агиле сначала улыбнулась удача, и он сумел захватить город Кордубу, но вскоре против него вспыхнуло восстание, и Бетика снова обрела независимость. Агила был свергнут Атанагильдом, причем помощь ему оказали византийцы, которые воспользовались этими событиями и захватили часть Испании, в том числе Кордубу и Гиспалис. Атанагильд, утвердившись у власти, отбил Гиспалис, но на этом его успехи закончились. Жители Бетики, как и византийцы, поддержали Атанагильда в его выступлении против Агилы, но это не означало признания ими его самого; они выступали не против того или иного вестготского короля, а против королевской и арианской власти вообще. И в этом их поддерживали византийцы. Гораздо успешнее действовал Леувигильд. Он сумел действительно подчинить себе [232] долину Бетиса, подавил там восстание и оставил за византийцами лишь прибрежную полосу. Ббльшая часть Южной Испании теперь на деле вошла в состав Вестготского королевства.
Новый оборот приняли события в конце 70 — первой половине 80-х гг. VI в. Леувигильд назначил правителем Бетики своего сына Герменегильда. Тот под влиянием своей честолюбивой супруги и фанатичной католички Ингунды, дочери одного из франкских королей, решил стать самостоятельным государем и перейти в католицизм. Огромную роль в этом сыграл Леандр, занимавший к тому времени епископскую кафедру в Гиспалисе, в городе, который Герменегильд сделал своей столицей. Именно Леандр окрестил Герменегильда по католическому обряду, оформив тем самым его переход в католицизм. Леувигильд был убежденным арианином и, как уже говорилось, стремился сделать это вероисповедание религией всех своих подданных. До этого времени отношения между католической церковью и арианскими королями складывались довольно мирно. Только Агила, пытаясь силой покорить Южную Испанию, перешел к активным антикатолическим действиям, за что в известной степени и поплатился. А так католические прелаты и епископы спокойно собирались на свои соборы, католики без всяких препятствий совершали свои обряды, молясь, в частности, и за королей-еретиков. Считая католицизм «римской верой», а арианство — «готской», короли спокойно смотрели на веру своих испано-римских подданных. Леувигильд же начал систематическое преследование католиков, и те в начавшейся войне между отцом и сыном решительно встали на сторону последнего. И их идейным вождем был Леандр.
Леандр не ограничился ролью духовного вдохновителя. Он, по-видимому, играл роль и политического советника Герменегильда. Когда давление Леувигильда возросло и дело явно шло к открытой войне, Леандр отправился послом Герменегильда в Константинополь с просьбой о помощи. Там Леандр, видимо, заключил договор, по которому Герменегильд в обмен за помощь отдавал византийцам Кордубу. Но византийцы, снова овладев этим городом, реальной помощи Герменегильду не оказали. В 583-584 гг. Леувигильд разгромил своего сына и полностью овладел территорией, которой тот управлял, в том числе и Кордубой, которую сдал ему византийский комендант. Сам Герменегильд был захвачен и сослан, а затем убит, его жена, бежав с сыном в византийские владения, скоро умерла, а ее сын был доставлен в Константинополь, где тоже довольно скоро умер.
Трудно сказать, где во время всех этих событий находился Леандр. Может быть, он вернулся в Гиспалис, но король не захотел обострять отношения и предпочел его не трогать, а может быть, он остался в [233] византийской столице и вернулся в Испанию лишь после смерти Леувигильда. В любом случае его пребывание в Константинополе не было особенно кратким. Там он встретился с монахом Григорием, который в будущем станет знаменитым папой Григорием I Великим. Они подружились и много времени проводили в обсуждении различных вопросов, порой упорно споря друг с другом, что не мешало их дружбе и сохранению верности одной религиозной позиции. Когда сын Леувигильда Реккаред сам обратился в католичество, настал звездный час Леандра. В 589 г. был собран III Толедский собор, который должен был официально закрепить переход вестготов в католицизм. Председателем этого собора был Леандр, а его правой рукой — аббат Сервитанского монастыря Евтропий (в будущем епископ Валенции). Надо заметить, что недалеко от этого монастыря находился тот монастырь, которым руководила сестра Леандра Флорентина. Авторитет Леандра был неоспорим. Он фактически возглавлял всю испанскую церковь. В известной степени это было признано его старым другом папой Григорием, который прислал ему знак архиепископства. Умер Леандр 14 марта, но год его смерти установить точно не удается. Видимо, это произошло в самом конце 90-х гг. VI в. Его преемником на епископской кафедре Гиспалиса стал Исидор.
Исидор родился около 570 г. и был самым младшим сыном Сервиана. Его семья к тому времени уже жила в Гиспалисе. Сервиан умер, когда его младшему сыну было очень мало лет, и воспитанием и обучением Исидора занялся Леандр. Старший брат оказался довольно суровым воспитателем. И хотя, естественно, такое воспитание вызывало протест у ребенка, оно дало свои плоды. Южная Испания, оказавшаяся, как уже говорилось, в течение довольно долгого времени вне сферы непосредственных военных действий и нападений варваров, в большей степени сохранила различные памятники античной культуры, включая рукописи многих произведений, уничтоженных в других местах. В Испании вообще, и на ее юге особенно, античных книг сохранилось больше, чем в других европейских странах. Известно, что в личной библиотеке Исидора имелось большое количество не только христианских, но и языческих произведений. Еще в римские времена Бетика была наиболее романизованной провинцией Испании, и этот дух «романства» в ней сохранялся довольно долго и после подчинения вестготам. В своем противопоставлении готам — варварам и арианам — испано-римляне подчеркивали свою приверженность римской культуре и римскому образованию. Существовали многочисленные школы в монастырях, в том числе городских, и при городских церквах. Основное содержание образования было религиозным, но при этом (зачастую ради опровержения) давали некоторые знания и о прежней истории, и о [234] языческой литературе. Разумеется, такое образование получали в основном клирики, хотя, по-видимому, и какая-то часть светской элиты тоже была относительно образованна. Давно прошло то время, когда христиане уничтожали языческие памятники. Теперь при всей ненависти ко всему нехристианскому верхи церкви сохраняли произведения ушедшего времени и пытались приспособить их к современности. В это время центрами культуры и образованности являлись богатые дворы епископов, которые имели средства и возможности для сохранения и переписки древних сочинений и написания новых. Таким был и двор Леандра. Там юный Исидор мог познакомиться с самыми разными сочинениями римских авторов.
Следуя примеру своих братьев и сестры, Исидор избрал церковную карьеру. Положение Леандра открыло ему быстрое продвижение. Какое-то время он, возможно, был аббатом одного из монастырей, а когда Леандр умер, Исидор тотчас занял его место. Имея всего лишь около 30 лет от роду, он возглавил самую в то время влиятельную и авторитетную в Испании епископскую кафедру. Гиспалис считался метрополией Бетики, и его епископ, будучи одновременно митрополитом этой провинции, возглавлял всю ее церковную организацию. Под его началом находилось еще девять епископов. В качестве митрополита Исидор председательствовал на провинциальном церковном синоде Бетики в 619 г. Но церковными делами Исидор не ограничился. Добившись высочайшего авторитета в церковных делах, он активно участвовал и в политической жизни, которая, впрочем, тогда была тесно связана с церковной. Как Леандр при Реккареде, так Исидор при последующих королях играл видную роль. Арианская реакция при короле Виттерихе была недолгой, и его преемник Гундемар возвратился на строго католические позиции. А после смерти Гундемара на престол взошел Сисебут, с которым Исидор вступил в переписку. И это было не случайно.
Сисебут был чрезвычайно интересным человеком. Он выделялся своим образованием, хотя неизвестно, каким образом и в каких условиях он это образование получил. Но уже став королем и активно занимаясь различными проблемами внешней и внутренней политики, он уделял внимание и литературному труду. Хотя его произведения и не были образцами литературного искусства даже в ту пору, они все же демонстрируют хорошее знакомство Сисебута с литературой, как религиозной, так и светской. Осознавая важность образования, Сисебут считал, что именно Исидор является той фигурой, которая по своему образованию, способностям и положению сможет особенно много сделать для распространения в Испании знаний. Он даже стал [235] инициатором написания Исидором ряда произведений. И Исидор именно ему посвятил некоторые из них. Исидор и Сисебут переписывались друг с другом. Сисебут даже написал Исидору в стихах почти научное письмо-трактат о солнечных и лунных затмениях.
С этого времени Исидор — видная фигура в общеиспанском масштабе. Его роль резко возросла во время событий 631-633 гг. В 631 г. против короля Свинтиллы выступил Сисенанд. Он, видимо, происходил из Септимании, то есть той части Галлии, которая еще оставалась под властью вестготских королей, и, возможно, был герцогом этой провинции. При активной поддержке франкского короля Дагоберта Сисенанд поднял мятеж против своего государя и добился успеха. Как только он прибыл в Цезаравгусту (совр. Сарагосу), готская армия тотчас провозгласила его королем. Свинтилла был свергнут. Но южная часть Испании отказалась признать Сисенанда. Некий Юдила, видимо местный аристократ, судя по имени, готского происхождения, объявил себя королем и даже начал чеканить свою монету. Брат свергнутого Свинтиллы Гейла, который сначала поддержал Сисенанда, по-видимому, в надежде взять власть в свои руки, выступил против нового короля. И в церкви Сисенанд получил далеко не полную поддержку. Даже в столичной толетской церкви вопрос о поддержке новой власти вызвал острые разногласия, и, возможно, именно в связи с ними толетский епископ Геладий покинул свой пост и удалился в близлежащий монастырь, аббатом которого он был до занятия епископской кафедры. Его преемник Юст столкнулся с оппозицией пресвитера Геронтия, которого поддержал король. И в этих довольно трудных условиях на помощь Сисенанду пришел Исидор. Гиспалийский епископ решительно поддержал нового короля. И это дало свои плоды. Авторитет Исидора был столь велик, что больше ни о каком неподчинении Сисенанду говорить не приходилось.
Стремясь легализовать свое положение и добиться большего сплочения не только светской, но и церковной знати вокруг своей особы, Сисенанд в 633 г. созвал в Толете собор, каковые не собирались уже много лет. Председателем этого собора был Исидор. И собор со всеми своими решениями прошел как торжество Исидора. Его идеи, мысли, высказывания были теперь оформлены в виде решений собора.
IV Толедский собор имел огромное значение в истории не только испанской церкви, но и всего королевства. Он принял ряд решений, касающихся чисто церковных дел. В частности, была принята очень важная формула, ставшая чуть ли не новым символом веры; было закреплено положение, что Святой Дух происходит от Отца и Сына. Этот вопрос, известный в церковной истории как filioque [236] (и от Сына), разделял западную и восточную ветви христианства и позже стал основанием для Великого раскола 1054 г., когда более или менее единая прежде церковь, основанная на никейско-константинопольском символе веры, окончательно разделилась на католическую (западную) и православную (восточную). Разногласия по этому вопросу начались гораздо раньше, и обе ветви христианства постепенно все более отдалялись друг от друга, но в VII в. западная церковь еще не решалась на открытый разрыв и допускала споры по этому вопросу. Испанская церковь оказалась гораздо более решительной. Испанские прелаты, возглавляемые Исидором, оказались большими католиками, чем римский папа. Этот же фанатичный католицизм проявился в ужесточении отношений с иудеями. В духе мыслей Исидора, который прекрасно понимал значение образования, собор принял постановление о поощрении развития специальных школ, в которых обучались и воспитывались будущие священники и монахи.
Были приняты и другие многочисленные решения, оформлявшие структуру и положение церкви в Вестготском королевстве. Некоторые из них, будучи по форме религиозными, на деле имели политическое содержание. Так, было запрещено препятствовать священникам всех рангов исполнять их служение, а это фактически выводило клир из-под действия светских законов. С другой стороны, епископы отныне не имели права без разрешения короля обмениваться какими-либо посланиями с другими народами. Это явно было направлено против епископов Септимании, которые фактически были больше связаны с соседним Франкским королевством, чем с запиренейской Испанией, а также против тех, чьи епархии были близки к Византии, которая в то время владела Балеарскими островами и Северной Африкой. Очень важным было также решение относительно созывов соборов. Последний собор, в котором участвовали представители (в основном главы) всех церквей Испании и Септимании, был созван королем Реккаредом для официализации обращения готов в католицизм. Больше короли в таком институте не нуждались. Теперь, используя во многом еще не очень твердое положение Сисенанда, участники собора приняли решение о необходимости более частого созыва таких соборов. Сроки их созывов установлены не были, и время для них определял сам король. Но было твердо установлено, что именно соборы являются высшим органом церкви всего королевства, как провинциальные синоды — церквей соответствующих провинций. В соборах могли участвовать и представители светской знати, что превращало их в относительно регулярный [237] институт политической власти. Решения соборов фактически приравнивались к законам королей.
Под влиянием Исидора IV Толедский собор принял специальное постановление (75-й канон), который регулировал наследование королевской власти. После того как с политической и физической сцены исчез последний представитель рода Балтов, которым традиционно принадлежало королевское достоинство у вестготов, никаких правил занятия трона уже не было. Попытка Леувигильда закрепить престол за своей династией не удалась: уже его внук Лиува II был свергнут всего через два года после прихода к власти. Отсутствие правил вело к политическому хаосу, когда торжествовало право сильного. У вестготов, как и у других германцев, существовал принцип выборности глав своего общества. В варварских королевствах, образовавшихся в ходе и результате Великого переселения народов и краха Западной Римской империи, этот принцип фактически исчез, сменившись династическим. Но в условиях отсутствия твердых правил наследования вестготского трона он возродился. С другой стороны, среди образованной церковной верхушки, более или менее знакомой с римской историей, бродили мысли о занятии престола наиболее достойным гражданином государства.
Эти идеи были во многом кристаллизованы Исидором, который в духе римской политической мысли разделял подлинного короля и тирана. Последний определялся не столько способом обретения власти (как обычно считали в древности), сколько своими нравственными качествами и своим поведением. Король, в отличие от тирана, должен был быть в первую очередь благочестивым и справедливым. Первое определялось его отношением к церкви и христианской вере, которой он должен покровительствовать и защищать от всех врагов и еретиков. А второе — подчинением законам, в том числе и своим собственным. Такому королю церковь должна дать Божье благословение. Основываясь на этих принципах, собор заявил, что Свинтилла допускал произвол и несправедливость, то есть являлся тираном в исидоровском смысле, за что и был свергнут. Более того, и он, и его жена, и дети, и его мятежный брат были отлучены от церкви, и их имущество должно было быть конфисковано. Таким образом, собор под несомненным влиянием Исидора полностью легализовал узурпацию Сисенанда. Правда, к свергнутому королю отнеслись милостиво, может быть, тоже под воздействием Исидора: ему не только была оставлена жизнь, но и возвращена часть имущества, и он мирно жил еще несколько лет, пережив своего преемника. [238]
Именно в духе идей Исидора и был принят 75-й канон. Он устанавливал, что наследования, основанного на принципах крови или желаниях предыдущего короля, быть не может. Невозможен также насильственный захват трона. Отныне король должен только избираться. Учитывая существующую политическую реальность, участники собора, большинство которых было испано-римлянами, постановили, что королем избран мог быть только гот. Надо отметить, что для многих современников, в том числе и для Исидора, о чем еще будет сказано ниже, резкого противопоставления римлян и готов уже не было. После мирной кончины предшествующего государя вельможи всего народа (primates totiusgentis) должны были избрать его преемника, а церковь освятить это избрание, торжественно короновав нового короля и от имени Бога помазав его на царство. Этот обряд, уже установившийся в Византии, восходил к некоторым ветхозаветным установлениям; так, по словам Библии, пророком Самуилом был помазан на царство идеальный царь Давид, являвшийся отдаленным предком Спасителя, воплотившегося в человеческом облике. Таким образом, вестготский король оказывался приравненным как к ветхозаветным царям, так и, что не менее важно, к византийскому императору. Все подданные должны присягнуть на верность избранному и коронованному государю. В таких условиях всякое выступление против Божьего помазанника оказывалось не только светским, но и религиозным преступлением, и такой человек должен был предаваться анафеме. При этом было установлено, что королем не может быть избран тот, кто прибег к насилию, заговору, нарушению клятвы.
IV Толедский собор стал не только духовным, но и политическим триумфом Исидора. Однако прожил он после него недолго. Король Сисенанд, так активно поддержанный Исидором, умер всего через два с небольшим года после собора — в марте 636 г. А меньше чем через месяц, 4 апреля 636 г., ушел из жизни и Исидор, окруженный всеобщим почетом и величайшим уважением. Католическая церковь высоко оценила заслуги Исидора. Как и его братья и сестра, он был позже канонизирован.
Ученик и друг Исидора цезаравгустанский (сарагосский) епископ Бравлион дал такую характеристику гиспалийскому епископу: «Исидор — славный муж, верховный глава Гиспалийской церкви и святейший наследник святого Леандра. Этот блаженнейший муж был с детства предан гуманитарным исследованиям (studiis litterarum), был обучен латинской, греческой и еврейской грамоте, образован во всех видах речи, опытен в изучении тривия, совершенен в побуждении к квадривию, совершенно эрудирован в божественных и [239] человеческих законах, в высшей степени выдавался приятным красноречием, характером, чрезвычайно прославился и жизнью, и учением, и за эти заслуги всеми был назван учителем (doctor) испанцев. Ведь он так превосходил добродетелью, сверкал выдающейся ученостью, что выделялся латинской, греческой и еврейской речью, мудростью и не меньше умениями и был ревностен в несравнимом красноречии... Уже был он велик в мудрости и, будучи опытным, мог черпать познания из различных изучений и тщательно разработанных трудов... Прежде всего он был славен духом пророчества, щедростью в милостыне, выдающимся гостеприимством, твердостью сердца, правдивым в мнениях, справедливым в суде, усердным в проповеди, радостным в ободрении, активным в приобретении душ для Бога, опытным в изложении Писания, предусмотрительным в совете, смиренным во внешнем виде, умеренным за столом, приверженным молитве, прославленным почестью, всегда стремившимся к защите церкви и правды и одаренным всяческими высокими качествами. Кроме того, он являлся отцом клириков, учителем монахов и монахинь, утешителем скорбящих, защитником сирот и вдов, облегчающим угнетенных, защитником граждан, уничтожителем гордецов, преследователем злых и еретиков».
Разумеется, эта характеристика далеко не объективна, в высшей степени пристрастна и полна преувеличений. Так, Исидору приписывается знание греческого языка, хотя сам Исидор говорил, что погречески он не читает. Но она дает представление о том впечатлении, какое производила на современников фигура Исидора Севильского. Исидор оставил огромное количество произведений. Поражает не только их число, но и необыкновенное разнообразие: от правил монашеского поведения до естественноисторических трактатов. Трудно сказать, начал ли он свою литературную работу до занятия епископской кафедры, но в любом случае такое большое число различных произведений свидетельствует не только о его необыкновенном трудолюбии и трудоспособности, но и о помощи, которую ему явно оказывали монахи его епархии. Мы не знаем, каковая доля их труда в общем объеме «Исидоровского корпуса». Однако несомненно, что в целом все произведения гиспалийского епископа носят отпечаток его оригинальности.
Такое разнообразие и общий объем трудов не случайны. Свое литературное творчество Исидор рассматривал как составную часть пасторского служения. Он заботился о религиозном воспитании и образовании не только своей епархии или даже провинции Бетика, церковной метрополией которой, как сказано выше, был Гиспалис, но [240] и всей Испании. И свои произведения он писал в первую очередь для восприятия их клириками, в том числе и будущими, а в известной степени и светской элитой государства, как готской, так и испано-римской. Как уже говорилось выше, проблема отношения к античному наследию в целом уже отошла в прошлое или, во всяком случае, потеряла свою остроту. И все же пережитки враждебного отношения к языческой мудрости еще существовали. Так, антиантичную тенденцию проводил как в своей практической деятельности, так и в своих многочисленных произведениях папа Григорий I Великий (540-604, папа в 590-604 гг.). Он выступал даже против чтения античных авторов, ибо «недостойно одними и теми же устами воздавать хвалу Христу и хвалу Юпитеру». Григорий настойчиво проводил идею христианизации вселенной и господства церкви над миром. Именно под этим углом зрения он рассматривал античную литературу, не находя в ней ничего полезного дчя утверждения христианства. Может быть, именно вопросы отношения к античному наследию и были предметом споров между Григорием и Леандром, когда они оба находились в Константинополе. Испанские епископы в основном придерживались другой тенденции. После принятия готами католицизма острота споров по религиозным вопросам ушла в прошлое. Оставались только иудеи, с ними уже не столько спорили, сколько преследовали их. Арианства уже не было, а язычество казалось лишь атрибутом далекого и даже великого прошлого. И Исидор поставил своей целью дать испанским священникам и монахам возможность усвоить не только Новый и Ветхий Завет и произведения отцов церкви, но и ту языческую мудрость, остатки которой еще сохранились.
В этом отношении Исидор продолжал ту тенденцию, которую особенно выразительно сформулировал еще во второй половине II — начале III в. Климент Александрийский. Климент утверждал, что вера и знание не противоречат друг другу, что истинная вера основана на знании и является «знающей верой», что часть христианских истин уже содержится в языческих учениях, как плод в скорлупе. В свое время Климент уделял большое внимание христианскому образованию. И Исидор следует примеру Климента. В условиях общего упадка культуры в Западной Европе после гибели Западной Римской империи практически только клирики являлись более или менее образованными людьми (да и то далеко не всегда). Так что сохранение относительно приемлемого уровня культуры, столь необходимой для самого существования общества, в огромной степени зависело от уровня культуры церковников. Исидор и стремился не только сохранить, но и как можно выше поднять этот уровень. Поэтому он много внимания [241] уделял и увеличению числа школ (что, как было отмечено выше, отразилось в решениях собора), и написанию книг. Многие его сочинения носили чисто религиозный характер, в том числе и направленные против иудеев. Но значительное место в его корпусе занимают и такие работы, которые, с нашей точки зрения, носят чисто светский характер, хотя сам Исидор, видимо, и их рассматривал как необходимую составную часть религиозного образования.
Школьное образование того времени было в значительной степени основано на изучении «семи свободных искусств». Это понятие ввел Боэций (около 480-524), который жил и работал в Остготском королевстве в Италии. Он систематизировал и обобщил образовательную практику поздней античности. Все науки, изучаемые в школе, он разделил на «семь свободных искусств». Три, охватывающие преимущественно гуманитарное знание, составили так называемый тривиум (трехпутье): грамматика, риторика, диалектика. Им должен овладеть каждый человек; отсюда и пошло понятие «тривиальность», обозначающее нечто плоское, давно известное. Четыре других «искусства» составляли квадривиум (четырехпутье): арифметика, музыка, геометрия (фактически география) и астрономия (включая астрологию). Сам Боэций написал учебники для квадривиума. По этому пути пошел и Исидор. Многие свои произведения он, по-видимому, рассматривал как учебники. Он поставил и в значительной степени выполнил грандиозную задачу — обобщить все знания древности, очистить их от языческих заблуждений и в таком очищенном виде передать христианскому миру. Эти знания давались Исидором в яркой, краткой и доступной форме, что обеспечило его произведениям широкое распространение не только в Испании, но и за ее пределами. Исидор вошел в историю как первый энциклопедист Средневековья.
Основным произведением Исидора явились «Начала» (Origines), или «Этимологии» (Etymologiae), которое позже Бравлион разделил на 20 книг. Это, по существу, подлинная энциклопедия самых различных знаний — от юриспруденции до истории, от биологии до географии, от медицины до земледелия. Практически не было ни одной сферы тогдашнего знания, о котором не шла бы речь в «Началах». Уже только одно это произведение показывает огромную начитанность автора. Практически все, что к его времени сохранилось от античной литературы, нашло в нем свое отражение. Не меньшую эрудированность демонстрируют и другие труды Исидора. Ученые подсчитали, что в своих произведениях Исидор ссылается на 118 языческих и 94 христианских автора. Для описания конкретного явления он обычно использует только один источник, но порой дополняет его другими. Тот же метод [242] Исидор применяет практически во всех своих работах. Труд Исидора «Начала» имел огромное значение для дальнейшего развития средневековой литературы и распространения образования. По крайней мере, в Испании он оставался таковым в течение долгого времени.
Исидор придавал большое значение историческому образованию, поэтому в его наследии исторические труды тоже нашли свое место. В античности значение истории определялось в первую очередь ее полезностью. Недаром Цицерон назвал историю «учительницей жизни». Для христианских историков их наука являлась лишь вспомогательной дисциплиной, задачей которой было утвердить на историческом материале истинность христианской религии и выяснить точность хронологии различных событий как светской, так и религиозной жизни. Отсюда то огромное место, которое занимают в раннем Средневековье хроники. И Исидор, принадлежа к общему для того времени течению, оставался, по существу, автором хроник. Он написал Большую хронику и Малую хронику, в которых, следуя уже установившейся традиции, в стиле Евсевия и Иеронима, пытался дать очерк всемирной истории. Испания занимает там довольно скромное место. Для изучения же истории Испании большое значение имеет другое его сочинение — «История готов, вандалов и свевов». Практически это тоже хроника. Следует отметить, что с точки зрения развития исторической мысли и исторической науки это произведение стоит на очень низком уровне. Никакого сравнения не только с высотами античной исторической мысли, но и с трудами поздних римских историков, таких как, например, Аммиан Марцеллин или Орозий, оно не выдерживает. Но оно является неоценимым источником наших знаний о раннесредневековой Испании.
Долгое время не только языческие, но и раннехристианские авторы не мыслили себе существования никакого другого возможного государства, кроме Римской империи. Взятие в 410 г. вестготами Рима произвело на современников ошеломляющее впечатление. Под влиянием этого события Августин пришел к выводу, что время земных царств прошло и их заменяет «государство (правильнее — община) Бога» — civitas Dei. Но шло время, пал Рим, на развалинах Западной империи образовались новые государства. Римская империя еще существовала, ее император сидел на троне в Константинополе и по-прежнему претендовал на верховную власть. Но короли новых государств не очень-то признавали эти претензии, а когда император пытался их реализовать, то упорно этому сопротивлялись и время от времени сами переходили в наступление на его владения. И для романской интеллигенции, как светской, так и преимущественно церковной, пришла пора переоценки ценностей. Это целиком относилось и к Исидору. [243]
Исидор, как говорилось выше, ценил античное наследие, он ощущал себя его носителем. События, описываемые им, он датирует и по годам императоров. Но в целом империя, то есть в его время Византия, представляется ему врагом, и он с удовольствием описывает победы вестготских королей над византийцами. Наряду с датировкой по годам императоров он дает и датировку по испанской эре. Исидор — уже не римский, а испанский патриот. Недаром своей «Истории» он предпослал «Хвалу Испании», подлинный гимн своей родной стране. А Испанией управляют вестготские короли. Следовательно, они являются и его королями. И в конце своего изложения истории готов Исидор поместил ее сжатое повторение (recapitulatio), которое фактически превратилось в прославление готов. Исидор, говоря современным языком, — государственник. Кроме того, а может быть, даже еще в большей степени, он — правоверный католик. Поэтому для него старое противопоставление «римлянин — варвар» ушло в прошлое. Оно заменилось другими: испанец — неиспанец, католик — еретик. Готы для Исидора являются не столько завоевателями, сколько объединителями Испании. Конечно, великим был Рим, покоривший другие народы, но готы разгромили и его, чем и доказали свое величие. В ряде случаев этот ход мысли привел и к определенному противоречию в исторической концепции Исидора. Так, будучи государственником, он не может не приветствовать деятельность Леувигильда, который железной рукой объединял страну, воюя, в том числе и с католическими государствами — Королевством свевов и с Византией (напомним, что до Великого раскола на католицизм и православие было еще очень далеко). Но, являясь католиком, он не может одобрять арианина Леувигильда. Отсюда и двойственность вописании истории этого короля. Исидор приветствует его внешнюю политику. Римскую армию Леувигильд пристыдил, Свевское королевство подчинил с чудесной быстротой. Города, выступавшие против Леувигильда, — мятежники. Исидор, по существу, даже приветствует разгром Герменегильда, который в значительной степени под знаменем католицизма выступил против отца: ведь его мятеж угрожал государственной целостности Испании, и поэтому он для историка — тиран. Даже во внутренней политике Леувигильда Исидор готов признать определенные положительные явления, а именно его достижения в законодательстве. Но в основном внутренняя политика короля вызывает резкое осуждение Исидора: и знатнейших людей он преследовал, и казну наполнил посредством грабежей. Но особое осуждение Исидора вызывает религиозная политика короля, которую он называет «нечестивой арианской яростью». С обращением Реккареда в [244] католицизм все изменилось. Наконец-то католицизм и государственни чество Исидора пришли в согласие. И Исидор вовсю прославляет этого короля. Отныне на испанском троне не должно быть тиранов. Однако жизнь оказалась суровее, и сына Реккареда Лиуву II сверг Виттерих. И так как Виттерих склонялся к арианству, то суждение о нем Исидора довольно суровое: он и власть-то захватил тиранией, и победы одерживал не сам, а через своих герцогов, и погиб также от меча, на какой более всего надеялся. Убийство Виттериха не вызывает у Исидора никакого осуждения, скорее даже одобрение.
Особый восторг у Исидора вызывает король Свинтилла. Главнейшей его политической заслугой Исидор считает подчинение всей Испании, чего, как он пишет, еще никогда до этого не было. Прославляет он и его внутреннюю политику, приписывая королю самые разнообразные высокие качества: и веру, и благоразумие, и щедрость, и справедливость. По его словам, Свинтилла достоин называться не только «государем народов», но и «отцом бедных». А тот факт, что король сделал соправителем своего сына Рихимера, особенно радует гиспалийского епископа. Этот пассаж «Истории» вызовет у читателя особое чувство, если он вспомнит, какое суровое суждение о том же Свинтилле вынес IV Толедский собор под влиянием именно Исидора. Едва ли нужно думать о лицемерии Исидора. Он был для этого слишком влиятельной и достаточно независимой фигурой. Видимо, признание королевской власти, идущей от Бога, и, с другой стороны, активная деятельность Свинтиллы по окончательному объединению Пиренейского полуострова и утверждению в стране католической веры вызвали искреннюю признательность Исидора. Положение изменилось после выступления Сисенанда. Страна оказалась под угрозой гражданской войны, и Исидор выступил на стороне того, кто уже был признан королем, и сделал все, чтобы избежать внутренних кровавых раздоров. Как бы ни относиться к тому или иному королю, ясно, что в их деятельности всегда могут найтись моменты, вызывающие осуждение и используемые узурпаторами для оправдания своих действий. Видимо, такие моменты имелись и в деятельности Свинтиллы, и они дали Исидору основание (или повод) оправдать и обосновать правильность его свержения. Надо также иметь в виду, что созывом собора Сисенанд ясно показал свое уважение к церкви, что не могло не привлечь и Исидора, и других испанских прелатов. А само обсуждение на соборе политической проблемы давало возможность ясно и открыто обосновать свою политическую концепцию.
Трудно сейчас определить источники Исидора. Установлено, что никакими документами он не пользовался. И это было связано в [245] первую очередь с определенными идейными установками раннесредневековой историографии. Исходным пунктом этих установок являются строки в Евангелии от Иоанна (19, 35): «И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили». Отсюда христианские писатели делали вывод, что главным и самым авторитетным источником является непосредственный свидетель события, а для более ранних веков — тот писатель, который изложил эти свидетельства. Так думал и поступал и Исидор. Многое им описанное происходило на его глазах или на глазах более старших, но еще живых людей, и их сообщения он мог использовать. Готы хранили память о своей истории, и, общаясь с королями и двором, Исидор вполне мог воспользоваться готскими сказаниями. В одном анонимном трактате несколько более позднего времени говорилось, что необходимо изучать героические поэмы, воспевающие славу предков, а во времена Исидора такие поэмы существовали. Использовал Исидор также уже существующие хроники. Так, при изложении событий V в. он пользовался Хроникой Идация, порой излагая ее чуть ли не буквально. Явно использовал он и Цезаравгустанскую хронику.
Свою «Историю» сам Исидор издал в одной книге, объединив в ней историю всех варваров, пришедших на Пиренейский полуостров в ?в. И сделал он это дважды. Первый вариант «Истории» появился на свет в 619 г., во время правления короля Сисебута. Последующие события, в том числе приход к власти Свинтиллы и особенно изгнание им из Испании византийцев, что привело к полному объединению страны под властью вестготского короля, по-видимому, заставили Исидора вернуться к своему произведению. Но он не ограничился только присоединением рассказа о последних событиях, но частично переработал и остальные части своей «Истории». Так появились два варианта исторического труда Исидора — краткий и пространный. Последний был опубликован в 624 г. Позже, занятый многими другими делами, Исидор к своей «Истории» не возвращался. Но после прихода к власти Сисенанда он счел необходимым прибавить к ней специальное посвящение этому королю и в нем снова кратко изложил начало истории и Испании, и готов. Поводом для этого посвящения послужила просьба самого короля изложить историю происхождения тех народов, которыми он стал править. И эта просьба дала возможность гиспалийскому епископу вновь провозгласить свой символ политической веры — прославление Испании под благодетельной властью готских королей.
«История» Исидора пользовалась большой популярностью. Ее многократно переписывали, и до наших дней дошло не менее трех [246] рукописей краткой редакции и девяти — пространной. Одна рукопись пространной редакции этого произведения, соединенная с работами некоторых других раннесредневековых авторов, хранится в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге.
В самой Испании популярность Исидора и его исторического сочинения была столь велика, что ее постоянно стремились продолжить. Особенно великая тяга к продолжению исидоровского труда проявилась после арабского завоевания. В историческом труде Исидора испанские христиане видели прославление своего недавнего гордого прошлого. После арабского завоевания в руках христиан осталась только узкая полоска земли вдоль Бискайского залива. В 718 г. произошел бой у Кавадонги, в котором христиане впервые одержали победу. С этого времени началась Реконкиста — отвоевание Испании, продолжавшееся более семи веков. Победа при Кавадонге привела к образованию Астурийского королевства, и его короли, по крайней мере вначале, ощущали себя прямыми преемниками вестготских государей. В этих условиях «История» Исидора, естественно, приобретала особое значение, и ее активно продолжали, доводя порой до современных автору астурийских королей. Появилось так называемое Испанское продолжение, написанное в VIII в., — Хроника вестготских королей, Оветенская эпитома. Последнее произведение, являющееся сжатым изложением текстов, излагавших события после окончания труда Исидора, было составлено в 883 г. в столице Астурии Овьедо (латинское наименование этого города Ovetum). Все они дают представление об истории Испании, развертывавшейся уже после окончания Исидором своего труда и после его смерти. Эти произведения дошли до нас в ряде рукописей, некоторые из которых достаточно близки по времени к написанию самих произведений.
В отличие от испанских писателей, неиспанские на события в этой стране внимания почти не обращали. Только о событиях V в. они еще кое-что сообщают. Однако эти сообщения составляют лишь эпизоды из общего описания варварских вторжений, часть которых и составляют вторжения в Испанию. По существу, эти сообщения — только небольшая часть общей истории Римской империи в это катастрофическое время. Когда же Западная Римская империя пала и на Пиренейском полуострове возникли самостоятельные варварские государства, интерес к Испании за ее пределами пропал вовсе. Даже готский историк Иордан, который в «Гетике», то есть истории готов, довольно много говорит о вестготах и их деяниях в Испании, в «Римской [247] истории» на события в Испании, в том числе и связанные с вестготами, фактически не указывает. И лишь когда византийский император Юстиниан начал восстановление империи и с этой целью вторгся и в Испанию, Испания снова заинтересовала неиспанцев. На эту страну обратил свои взоры крупнейший византийский писатель того времени Прокопий Кесарийский, он и включил краткое описание испанских событий в свою историю войн с готами. Но провинция Испания была слишком далекой окраиной империи, да и территория ее ограничивалась лишь небольшой частью Южной и Юго-Восточной Испании, так что эта страна снова выпадает из поля зрения византийских историков. А после изгнания византийцев с Пиренейского полуострова и говорить было уже не о чем. Такое невнимание объясняется, конечно, политической изоляцией Испании в тогдашнем мире. Ее короли сосредоточились на своих владениях и сами мало обращали внимания на мир за их границами. Конечно, преувеличивать масштаб изоляции вестготской Испании не следует. Ее церковь, при всем своем стремлении к самостоятельности, все же поддерживала контакты с папским престолом. И Испания волей-неволей постоянно контактировала с франками. И франкские писатели, такие как Григорий Турский или Фредегар (также Псевдо-Фредегар), относительно много писали об Испании. Но рассмотрение их произведений не входит в нашу задачу.
Все те хроники, о которых шла речь выше, еще ни разу не переводились на русский язык. Для перевода использовано лучшее, пожалуй, их издание — Monumenta Historiae Germaniae. Autores Antiquissimi. Т. 11. Berolini, 1894. Издателем этого тома, как и многих других томов этой серии, был Т. Моммзен. Предлагаемый перевод не является строго научным. Из используемых хроник выбраны только те места, в которых говорится о событиях в Испании или непосредственно с Испанией связанных. Некоторое исключение составляет «История готов, вандалов и свевов» Исидора Севильского, в переводе которой допущены лишь незначительные сокращения. При наличии, как говорилось выше, двух вариантов этого труда — краткого и пространного — использован в основном последний, хотя это и не оговорено в тексте. Из произведений неиспанских авторов выбраны также лишь пассажи, относящиеся к Испании. Читателю предлагается не академический перевод, учитывающий все варианты рукописей и все существующие к настоящему времени издания и (по возможности) исследования, а источниковый материал для изучения политической истории Испании V — начала VIII в.
Текст воспроизведен по изданию: Античные и средневековые источники по истории Испании. СПб. СПбГУ. 2006
© текст - Циркин Ю. Б. 2006ХРОНИКА ВЕСТГОТСКИХ КОРОЛЕЙ
CHRONICA REGUM VISIGOTHORUM
/ТЕКСТ В/ 379
Во имя Господа нашего Иисуса Христа начинается Хроника вестготских королей.
В год эры 400-й у готов становится (efficitur) первым королем Атанарих 380, (2) после него Аларих. (3) Когда тот умер в Италии, избирается (eligitur) Атаульф. (4) В его правление готы, оставив Италию, занимают Галлии и Испании.
(5) Всего же такая сумма правлений отмечается:
(6) Атанарих правил 13 лет.
(7) Аларих правил в Италии 23 года.
(8) Атаульф правил 6 лет.
(9) Сигерих правил 7 лет, по-другому половину того же.
(10) Валия правил 3 года.
(11) Теудоред правил 33 года.
(12) Турисмунд правил 3 года, по другим — один.
(13) Теодорих правил 7 лет, по другим — 13.
(14) Эврих правил 19 лет.
(15) Аларих правил 23 года.
(16) Гезалих правил 3 года и в потаенном месте правил 1 год, по другим — 15.
(17. 18) Теодорих из Италии правил в Испании, осуществляя опеку над своим внуком Амаларихом, через посредство консулов 15 лет 381.
(19) Амаларих правил 5 лет.
(20) Тевдис правил 16 лет 6 месяцев.
(21) Тевдискл правил 1 год 6 месяцев 13 дней.
(22) Агила правил 5 лет 3 месяца.
(23) Атанагильд правил 15 лет 6 месяцев; (24) королевство было вакантным 5 месяцев, по другим — 13.
(25) Лиува правил один год.
(26) Лиувигильд правил 18 лет/Текст А: (26) Лиувигильд правил 18 лет, (27) но на втором году Лиувы он был возвышен до королевства/.
(28) Реккаред правил 15 лет 6 месяцев 10 дней.
(29) Тоже Лиува правил 1 год 6 месяцев.
(30) Виттерих правил 6 лет 10 месяцев.
(31) Гундемар правил 1 год 10 месяцев 14 дней.
(32) Сисебут правил 8 лет 11 месяцев 14 дней. [140]
(33) Тоже Реккаред правил 1 год 3 месяца.
(34) Свинтилла правил 10 лет.
(35) Сисенанд правил 4 года 8 месяцев 16 дней.
(36) Хинтила правил 3 года 9 месяцев 9 дней.
(37) Тульга правил 2 года 4 месяца.
(38) Хиндасвинд один правил 6 лет 8 месяцев 20 дней.
Тоже со своим сыном королем Рецесвинтом правил 4 года 8 месяцев 11 дней.
Умер накануне октябрьских календ в год эры 691-й? (то есть 30.09.653).
(41) Рецесвинт один правил 23 года 7 месяцев 11 дней. (42) Умер в 4-й день сентябрьских календ в 3-й час, год эры 710-й, год воплощения Господа нашего Иисуса Христа 672-й, 8-й год девятнадцатилетнего цикла, 3-ю луну. (43) Он же с отцом своим правил 4 года 8 месяцев 11 дней 382.
(44) Скипетр же принял господин Вамба, возведенный в королевство в тот же день, когда тот умер, в вышеназванные сентябрьские календы, отложив торжественное помазание до 13-го дня октябрьских календ, 21-й луны, того же года эры, что и выше. (45) И тот же славный король Вамба правил 8 лет 1 месяц. (46) И вышеназванный государь принял покаяние на исходе воскресного дня в первый час ночи, которая пала на канун октябрьских ид в 15-ю луну в год эры 718-й (то есть 14.09.680).
(47) На второй последующий день принял скипетр королевства наш славный господин Эрвигий, что произошло в октябре в 16-ю луну, в год эры 715-й (то есть 15.10.680), отложив торжественное помазание до следующего воскресного дня, что было в 12-й день ноябрьских календ, 22-ю луну, в тот же год эры (то есть 21.10. 680).
Продолжения
CODICES SORIENSIS (M 1)
(48) И этот славный король Эрвигий правил 7 лет 25 дней.
(49) В этот день (то есть 14.11.687), находясь при смерти, он избрал своим наследником в королевстве нашего славного господина Эгику, и на следующий день, который был 17-м днем до декабрьских календ (то есть 15.11.687), тот же господин Эрвигий принял покаяние и простил всех сеньоров, когда они приняли названного славного государя Эгику на королевский трон в Толедо.
(50) Помазан же был на королевство наш господин Эгика в церкви Святых Петра и Павла в 8-й день до декабрьских календ в воскресенье, в 14-ю луну, год эры 725-й (то есть 24.11.687).
(51) Помазан же был Витица на королевство в день, который был 17-й до декабрьских календ, год эры 738-й (то есть 24.11.700). [141]
Вамба правил 18 лет 6 месяцев 14 дней. Эрвигий правил 7 лет. Эгика с сыном Витицей правил 23 года. Ахила правил 3 года. Ардон правил 7 лет. И было королей готов, которые правили, 40 383.
CODICUM LEGIONENSIS (М 5)
Эрвигий правил 7 лет 10 месяцев. Эгика правил 15 лет. Витица правил 12 лет. Рудерих правил 7 лет 6 месяцев.
Комментарии
379. «Хроника вестготских королей» дошла до нас в различных рукописях, отражающих разные стадии создания этого текста. На первой стадии перечисление королей доведено было до короля Рецесвинта, а затем продолжено до воцарения Эрвигия. На следующих стадиях к этому перечню были добавлены более поздние короли. При этом разные рукописи дают два разных варианта имен последних королей. Если Леонская рукопись называет преемником Витицы Рудериха, то в другом варианте этими преемниками оказываются Ахила и Ардон.
380. Как уже говорилось, список вестготских королей официально начинается с Атанариха, хотя тот не только не был королем, но и не властвовал над всеми вестготами. Его соперник Фридигерн вовсе в этом списке не упоминается. Во второй половине VII в. подлинное положение дел уже давно забылось.
381. Остготский король Теодорих тоже включается в список вестготских королей, хотя формально он был лишь опекуном своего внука. Впрочем, некоторые ученые полагают, что Теодорих и официально был признан королем вестготов. Под консулами подразумеваются посланцы Теодориха, осуществлявшие конкретное управление Испанией и Септиманией.
382. Начиная со смерти Рецесвинта и прихода к власти Вамбы список стал отмечать время смерти предыдущего и приход к власти следующего короля точнее, называя иногда даже часы события. Видимо, сведения о правлении более ранних королей автор списка черпал из каких-то прежних записей, а о Рецесвинте и его преемниках он судил уже по собственным знаниям.
383. Автор этой рукописи даже не упоминает Рудериха (Родриго). Для него Ахила, или Агила II, непосредственно следует за Витицей, что и дает общее число вестготских королей, если начинать с Атанариха, — 40. Возможно, этот список составлялся в кругах, оппозиционных Рудериху. Ахила явно считал себя законным королем и даже выпускал монеты со своим именем. Его, видимо, признали на северо-востоке Испании и в Септимании. В начале арабского вторжения Ахила поддержал арабов и в большой степени способствовал поражению своего соперника. Однако он просчитался, и арабы не только не признали его королем, но и начали с ним воевать. В результате Ахила потерпел поражение и был, быть может, убит. Его сменил на троне Ардон, связи которого с прежними монархами, как и вообще его биография, неизвестны. Ардон сумел организовать сопротивление арабам и отбивать их атаки в течение семи лет. Только к весне 719 г. очередной наместник халифа в Испании аль-Хурр сумел подчинить территорию современной Каталонии и начать оттуда наступление за Пиренеи.
(пер. Ю. Б. Циркина)
Текст воспроизведен по изданию: Античные и средневековые источники по истории Испании. СПб. СПбГУ. 2006
ВАРВАРЫ ДО ЗАВОЕВАНИЯ ИСПАНИИ
Свевы, вандалы и аланы
Первыми германцами, вторгшимися в Испанию, были свевы и вандалы, к которым присоединились ираноязычные аланы.
Свевы принадлежали к западногерманским гермионам. Как указывает римский историк Тацит, это была группа племен, объединенных общим названием, некоторыми обычаями и культом. Центром этого культа была священная рощица, находившаяся в земле племени семнонов, которые и считали себя главнейшими среди свевов. Наряду с семнонами, свевами, были также маркоманы, квады, гермундуры, лангобарды и другие племена. Если судить по сообщениям Тацита, то не существовало племени, которое в то время, то есть в I в. н. э., называлось бы именно «свевы».
Между тем в предыдущем столетии Цезарь говорит просто о свевах, и по его словам непонятно, какое свевское племя он имеет в виду. Цезарь говорит о свевах, что это — самый большой и воинственный народ во всей Германии. Их страна состоит из 100 пагов, каждый из которых выставляет по 1000 вооруженных людей, причем такая же тысяча остается дома для снабжения воюющих, а через год они меняются местами. Так что, если судить по данным Цезаря, численность взрослых мужчин достигала у свевов 200 тысяч, что давало общую численность около 1 миллиона человек. Географ Страбон также отмечает, что свевы превосходят силой и численностью все остальные народы Германии. И Страбон, и Цезарь говорят о свевах вообще.
В то же время наряду со свевами Цезарь называет маркоманов, которые, по Тациту, относятся к свевам. Возможно, что частью свевов были и трибоки. С другой стороны, часть свевов явно не входила в войско Ариовиста, с которым сражался Цезарь. По Цезарю, на германском берегу Рейна расположились 100 свевских пагов, возглавляемых братьями Насуей и Кимберием, так что римский полководец боялся, как бы они не соединились с армией Ариовиста.
Это, конечно, не означает, что эти свевы не входили в созданный Ариовистом военный союз; они могли быть определенным резервом, оставленным им в Германии. И все же ясно, что свевы, возглавляемые Насуей и Кимберием, — не те, которые участвовали в битве между Цезарем и Ариовистом. Так что в любом случае свевы, входившие в войско «царя германцев», как называет Цезарь Ариовиста, — это не все свевы.
Предполагают, что свевы Ариовиста — квады. Но это предположение ни на чем не основано. Единственно, что цезаревские свевы в войске Ариовиста названы наряду с маркоманами, а Тацит и Птолемей называют эти два свевских племени рядом друг с другом. Но эти сведения [249] относятся уже к следующему столетию, когда маркоманы и квады переселились на восток. Оба автора просто упоминают о квадах, о том, что они живут за маркоманами. Тацит говорит о маркоманах с почтением и упоминает об их славе среди германцев, так как они доблестью захватили землю, в которой живут. Ни о славном прошлом, ни о доблестном настоящем квадов римский историк не упоминает. Поэтому кажется все же более привлекательной гипотеза, что свевами Ариовиста могли быть семноны. Они считали себя древнейшим свевским племенем и главой (caput) этого народа. Последнее утверждение могло быть отзвуком их недавнего положения во главе державы Ариовиста.
В качестве осторожной гипотезы можно предположить, что сведения Цезаря относятся ко времени распада свевского единства: к середине I в. до н. э. от свевов отделились маркоманы, названные Цезарем отдельно, и, может быть, трибоки, а остальные еще составляли единое племя свевов. Окончательный же распад приходится на вторую половину I в. до н. э. — первую половину I в. н. э.
Характерно, что Цезарь, говоря о свевах вообще и свевах, возглавляемых Насуей и Кимберием, и Тацит, сообщающий о семнонах, отмечают наличие у каждых из них 100 пагов. Возможно, что каждое свевское племя делилось именно на такое количество пагов, подобно тому как ионийцы независимо от области и государства, в котором жили, делились на четыре филы, а дорийцы — на три. Паги были не столько территориальными, сколько родовыми подразделениями племени. Это ясно видно из сообщения Цезаря о свевских пагах Насуй и Кимберия, расположившихся на берегу Рейна и готовых, по его мнению, перейти реку, чтобы соединиться с армией Ариовиста. Учитывая, что именно паги называются Цезарем как войско Насуй и Кимберия, можно говорить, что они являлись и основными воинскими единицами, то есть племенное ополчение собиралось именно по пагам, что совпадает с приведенным выше сообщением Цезаря о том, что именно паги выступали в его время и как основные единицы управления.
Война Ариовиста с Цезарем явилась первым, но не последним столкновением свевов и римлян. Именно против свевов направился Цезарь, перейдя вторично Рейн в 53 г. до н. э., но свевы, по-видимому, не получив нужных подкреплений от своих союзников, отступили. Позже свевы были подчинены пасынком первого римского императора Августа Друзом, но освободились от римского господства после сражения в Тевтобургском лесу, в котором они, как кажется, не участвовали. Затем свевы переселились к востоку, и другим Друзом, сыном императора Тиберия, были поселены на Дунае в 19 г. В целом свевы в течение долгого времени оставались относительно дружественными [250] римлянам, но во второй половине II в. вместе с другими варварами стали нападать на римские провинции. Именно эти дунайские свевы и участвовали вместе с вандалами и аланами сначала в переселении на запад к Рейну, а затем во вторжении в Галлию и, наконец, в Испанию.
Встает вопрос, какие свевы участвовали во всех этих событиях, приведших в конечном счете к созданию их королевства на Пиренейском полуострове. Обычно эту роль приписывают опять же квадам. Основанием для этого является одно место из письма раннехристианского писателя Иеронима, в котором он перечисляет вторгнувшихся варваров и вместо свевов вместе с аланами и вандалами называет квадов. Но Иероним находился в это время далеко от мест событий, в Палестине, и хотя он в результате своей обширной переписки был в курсе происходящего, отдаленность могла привести к смешению различных племен, что в принципе было не таким уж редким в древности, тем более что квады действительно были частью свевов. Григорий Турский называет вместо квадов алеманов, которые тоже принадлежали к свевам (их племенной союз возник на основе семнонов). Правда, Григорий, в отличие от Иеронима, не был современником событий, но зато он жил в самой Галлии и мог знать местные предания.
Впрочем, вероятнее всего, оба они ошибаются, приписывая роль в столь важных событиях племенам, по тем или иным причинам им более известным. Иероним родился в Стридоне, на границе Паннонии и Далмации, а Паннония была ареной вторжений именно квадов. Частые же вторжения алеманов в Галлию привели к тому, что и современные французы называют всех немцев «алеманами», а Германию — «Алеманией».
Когда Тацит в повествовании о событиях I в. упоминает свевов, то речь идет о различных свевских племенах, в том числе маркоманах и квадах. Это видно из его рассказов о царстве Маробода и его преемников, когда в подробном изложении ситуации в Германии Маробод назван царем маркоманов, а в «Анналах» он постоянно связывается со свевами.
Но положение меняется, когда мы обращаемся к событиям более позднего времени. Во времена императора Марка Аврелия, то есть во второй половине II в., образовалась обширная антиримская коалиция германских народов, в которую, в частности, входили маркоманы, варисты, гермундуры, квады, свевы и другие. Первые четыре Тацитом причисляются к свевам (правда, вместо варистов он говорит о наристах, но это явно то же племя). И наряду с ними теперь появляются собственно свевы. И они не смешиваются с квадами. Позже Аммиан Марцеллин рассказывает о набегах свевов на Рецию, а квадов — на Валерию, то есть на восточную часть Паннонии, выделенную Диоклецианом в отдельную провинцию. Так что во II-IV вв. свевы и квады — разные [251] племена. И поэтому нет никакой необходимости в предположении, что квады, переселяясь на запад, изменили свое название, приняв старинный этноним «свевы». Свевы как таковые появились задолго до этого переселения.
Тацит в «Германии» о свевах говорит только как об общем названии различных племен, хотя и связанных общим происхождением, культом и некоторыми обычаями (например, носить особую прическу). Птолемей тоже упоминает свевов только как общее наименование, а когда речь идет о конкретных племенах, то греческий географ уточняет, какие это свевы — лангобарды или тевтоноарии, или вируны, или тевтоны, которых он тоже причисляет к свевам и которых Тацит в подробном описании Германии вовсе не упоминает. Следовательно, надо либо приписать это наименование какому-либо свевскому племени, о котором говорят Тацит или Птолемей, и считать, что оно по какимто причинам приняло старое родовое имя, либо полагать, что речь идет о новом племени, не известном ни Тациту, ни Птолемею. Последнее представляется более вероятным.
Думается, что при переселении свевов на восток, как это порой бывает, произошла перегруппировка различных этнических групп, в результате чего и возникла новая этническая единица, принявшая имя, бывшее ранее общим для ряда племен. Известно, что порой племена, располагающиеся преимущественно по краям того или иного этнического массива, принимают имя всего этого массива. Достаточно вспомнить об ильменских славянах, словаках и словенах. Таковы могли быть и свевы. Если это так (а это нам кажется наиболее вероятным), то образование этих дунайских свевов надо отнести к концу I — первой половине II в. Во второй половине II в. они уже выступают как самостоятельное племя.
Об общественном строе свевов накануне их вторжения в пределы империи практически ничего не известно. В более поздних рассказах о действиях свевов в Испании совершенно не упоминаются паги. Повидимому, как основные единицы гражданского и военного деления они к этому времени исчезли. Постоянно говорится о королях и свевах вообще. Видимо, в V в. основную роль уже играли королевские дружины и военное ополчение, роль которого, однако, все более снижалась.
Западные германцы, к которым относились свевы, естественно, были наиболее знакомы римлянам, так как именно в основном с ними тем приходилось иметь дело. О восточных германцах до поры до времени до римлян доходили только неясные слухи, что привело к значительной неопределенности и наших знаний об этих племенах. Среди восточногерманских племен сейчас нас более всего интересуют вандалы. [252]
Плиний, говоря о пяти группах германцев, одну из них называет вандилиями, то есть вандалами. У Плиния, таким образом, вандалывандилии выступают как обобщенное название восточных германцев вообще. Недаром частью вандалов римский энциклопедист считал бургодионов (бургундов), варнов, харинов и гутонов (готов). У Тацита самым значительным восточногерманским народом названы лугии. Как и свевы, тацитовские лугии — не единое племя, а объединение нескольких племен. Поэтому было высказано мнение, что либо лугии — другое название вандалов, либо, вероятнее, вандалы были частью лугского объединения, подобно тому как семноны или маркоманы — частью свевского. Правда, Тацит среди лугских племен вандалов не называет; по его мнению, наиболее значительные civitates лугиев — гарии, гельвеконы, манимы, гелизии и наганарвалы. С другой стороны, Тацит вандалов-вандилиев все же знает: он называет их среди германских племен, таких как свевы, марсы, гамбривии, которые носят древние и подлинные имена. При этом историк ссылается на древние германские песнопения, так что можно думать, что сами вандалы возводили свое происхождение непосредственно к детям бога-прародителя Манна. Птолемей тоже упоминает лугиев, а одновременно с ними силингов, которые в позднейших источниках выступают как вандальское племя.
Все это не позволяет сказать практически ничего о ранней истории вандалов. Можно только предположить, что они были частью какогото племенного объединения восточных германцев, в которое, возможно, входили и племена лугиев, так что для далекого римского наблюдателя это объединение могло выступать под именем и лугиев, и вандалов. Возможно, что вандалы были частью лугского объединения, но не казались информатору Тацита столь значительными, чтобы их упоминать: ведь Тацит ясно говорит, что он называет только наиболее значительные племена лугиев.
В то время, когда писали Плиний и Тацит, вандалы и лугии жили между Вислой и Одером. Предполагают, хотя это и спорно, что туда они переселились из Скандинавии после некоторого времени пребывания на южном берегу Балтийского моря. Свое передвижение от этого берега вандалы совершали, может быть, вместе с готами. Уже до времени Птолемея или, точнее, его источника вандалы разделились и на старом месте остались силинги, от имени которых много позже эта область получила название Силезия. Другая их часть переселилась к югу, хотя первоначально эта часть какое-то время еще жила на побережье Балтики.
Эти переселившиеся к югу вандалы позже именуются асдингами. В то же время известно, что асдингами именовался королевский род [253] (regia stirps), считавшийся среди вандалов выдающимся и наиболее воинственным, из которого, в частности, вышел король Вазимар, воевавший с готами. Поэтому можно думать, что переселенцы приняли имя своего королевского рода. В первой половине IV в. вандалы-асдинги жили между маркоманами и готами. Потерпев поражение от последних, часть вандалов перебралась на римскую сторону Дуная, поселившись там, возможно, на правах федератов. Основная же их часть оставалась жить в районе верхнего и среднего течения Тисы.
Вскоре после 400 г. вандалы-асдинги объединились с аланами и, продвигаясь вдоль Дуная, двинулись на запад. Аланы были не германцами, а иранцами. Они также приняли участие в переселениях, и часть их к концу IV в. поселилась в районе Паннонии в непосредственной близости от вандалов, так что их союз был вполне естественен. Вскоре к их союзу присоединились свевы и вандалы-силинги. В последний день 406 г. эти массы варваров перешли Рейн и обрушились на Галлию, а в 409 г. вторглись в Испанию.
Аланы населяли Северный Кавказ и район Меотиды (Азовского моря) и Придонья, а в середине IV в. под натиском гуннов значительная их часть передвинулась далее на запад. Они были кочевниками и представляли собой, по существу, союз различных племен, расселившихся от Дуная до Кавказа и время от времени совершавших рейды на Балканский полуостров. Уровень их социального развития в IV в. был еще довольно низок: у них не было рабства, все они считали себя благородными, а своими предводителями, которых римский автор называет iudices (буквально «судьи»), они избирали отличившихся в битве. После образования мощной Гуннской державы часть аланов, видимо, подчинилась гуннам, а другая часть заняла враждебную по отношению к гуннам позицию.
Впрочем, еще в конце III в. часть аланов, отделившись от основной массы, переселилась в район Дуная. И, видимо, именно эта группа аланов во главе с Респиниадилом и Гоаром соединилась с вандалами и свевами и двинулась к Рейну. Не надо себе представлять, что все вандалы, аланы, свевы снялись со своих мест и переместились на запад. Много позже, когда вандалы-асдинги уже владычествовали над Африкой, их король получил весточку от своих соплеменников, оставшихся в районе Тисы и Дуная. Также осталась на своих местах часть силингов, которые после их ассимиляции славянами передали тем название страны — Силезия. В Центральной Европе осталась и значительная часть аланов. Во второй половине V в. свевы отмечены на Дунае, где они грабили Далмацию и воевали с остготами. [254]
Испанские авторы, рассказывавшие о вторжениях варваров, говорят о вторжении в эту страну аланов, вандалов и свевов, в то время как писатели, жившие в Италии или других странах, говорят либо об аланах и вандалах, либо только об одних вандалах. Видимо, те, кто непосредственно не соприкасался с испанскими событиями или черпал свои сведения не от испанцев и поэтому имел лишь самое общее представление о том, что происходило в этой стране, не очень-то различал состав варваров, вторгнувшихся на Пиренейский полуостров, и воспринимал их как более или менее единое целое. Интересно, что Иордан приписывает императору Гонорию предложение вестготам занять Галлию и Испанию, почти потерянные из-за нашествия вандалов. По-видимому, даже при императорском дворе в Равенне не очень-то знали о реальном положении в далеких провинциях.
То, что называются обычно вандалы или в крайнем случае еще и аланы, но не свевы, говорит о том, что именно вандалы, объединившиеся с аланами еще в Паннонии, возглавляли этот союз. Нам известно имя вандальского короля, начавшего поход на запад: Гондигисел, правивший около 400 г. Под его руководством в 406 г. были разбиты франки, мешавшие перейти Рейн. Но в том же году он умер, и ему наследовал его сын Гундерих, который и возглавлял переход через Рейн и вторжение в Галлию, а затем Испанию.
Вестготы
Основным германским народом, овладевшим Испанией, были готы. Сами они себя называли gutpinda — народ гутов. Они делились на две ветви: остготы, или остроготы, или грейтунги, и вестготы, или визиготы, или тервинги. Именно вторая ветвь готов и стала хозяевами Испании.
Готы происходили из Скандинавии. Позже они перебрались на южное побережье Балтийского моря и во времена Тацита и Плиния жили, по-видимому, в районе нижней Вислы. Иордан, рассказывая о самом раннем переселении готов, говорит, что вышли они с острова Скандзы, то есть из Скандинавии, которую в древности представляли островом, на трех кораблях. Если принять это сообщение на веру, то речь явно не может идти о целом племени. Поэтому было высказано предположение, что в действительности переправилась на южное побережье Балтики только сравнительно небольшая группа готской аристократии или вообще лишь королевский род Амалов (что нам кажется [255] все же невероятным, о чем будет говориться ниже), который подчинил местные племена, передав им племенное название готов.
Плиний называет готов (гутонов) частью вандалов, то есть восточногерманских племен. Тацит, говоря о готах (готонах), отмечает, что ими правят короли и что эти короли правят жестче, чем у других народов Германии (regnanturраиlо iam adductius), хотя и не вполне самовластно. Готское предание сохранило имена многих королей. Так, переселение из Скандинавии на противоположный берег Балтики возглавлял Бериг. Четвертым его преемником был Гадарих, которого Иордан называет Великим (magnus). Неизвестны подвиги этого короля, которые оправдывали бы такое прозвание. Его же сын Филимер возглавил переселение готов еще дальше к югу, в Северное Причерноморье, где готы и появились в III в. Сведения Тацита и Иордана показывают, что готская монархия была не лишь сакральным или чисто почетным институтом, но вполне реальным. В этом отношении интересно сообщение Иордана о начале переселения готов на юг. Филимер принял решение (consilio sedit), чтобы готы двинулись к Скифии. В другом месте указывается, что Филимер имел власть (principatum tenens). То, что писатель подчеркивает, что Филимер был сыном Гадариха, может говорить о том, что уже до переселения в скифские степи короли у готов наследовали власть, а не избирались «по знатности», как у западных германцев. Из этого же пассажа видно, что готское племя состояло как бы из двух частей — войска (exercitus) и семей (familiae). Так что все готы-мужчины, способные держать оружие, составляли войско. Ни о каких дружинах нет речи. Готский король, таким образом, выступает как глава народа и как командующий его ополчением. Конечно, надо иметь в виду, что Иордан писал в то время, когда готы уже переселились на земли Римской империи и королевская власть резко усилилась. Но сам Иордан пишет, что обо всем «вспоминают» (memorantur), то есть существуют какие-то предания. Это были явно готские предания (Тацит говорит, что песнопения — единственный вид истории у германцев), так что сами готы были уверены в таком наследовании власти.
В конце II или в начале III в. готы под руководством Филимера, двигаясь вдоль рек, переселились в Северное Причерноморье и приблизительно в середине III в. оказались у римских границ. Переселение, зачастую сопровождавшееся столкновениями с различными племенами, а затем многочисленные контакты с Римом, как военные, так и мирные, привели к значительным изменениям в готском обществе. Военная добыча, в том числе появление относительно большого количества пленных, обращаемых в рабов, знакомство с более высокими по качеству и внешнему виду римскими изделиями, торговля с римским [256] миром — все это усиливало имущественную и социальную дифференциацию готского общества. Уже в самом начале готского пребывания в Северном Причерноморье в их среде отмечены не только короли (reges), но и меньшие люди (mediocres), а также «благороднейшие и благоразумнейшие мужи» (nobilissimiprudentioresque viri), из числа которых выходили жрецы. Последнее, вероятно, может говорить о выделении знати, как светской, так и жреческой. Тацит пишет, что германцы выбирают королей из знати (exnobilitate). У готов, по-видимому, королевская власть уже отделилась от знати.
В связи с этим встает вопрос об Амалах и Балтах, двух королевских родах, которые после распада готов на две ветви — остготов и вестготов — оказались связанными с этими ветвями. Иордан сообщает генеалогию Амалов. Интересно, что родоначальник носил имя не Амала, как это можно было ожидать, а Гапта (или Гаута), а Амал появляется лишь в четвертом поколении как правнук Гапта. Прежде всего надо отметить, что в этой генеалогии нет места ни Бериху, ни Филимеру. Уже поэтому нельзя считать, что переселение из Скандинавии на южное побережье Балтийского моря было делом рода Амалов. Гапт (по другому чтению Гаут) — лицо неисторическое. Может быть, его можно связать с таинственным народом гауты англосаксонского эпоса, явно сохранившего воспоминания о континентальной родине англосаксов, об их местонахождении сравнительно недалеко от данов. В эпосе гауты отделены от данов морем, и это может напомнить указание Иордана на остров Скандзу, прародину готов. Возможно, что в эпосе частично отразились, хотя и в искаженном виде, какие-то сказания, предшествующие переселению готов на юг Балтики, и отзвуки этих сказаний сохранились в преданиях готского королевского рода Амалов. В таком случае Гапт-Гаут может восприниматься как мифический родоначальник готов, а признание родоначальника Амалов его правнуком отражает стремление Амалов связать свое происхождение непосредственно с первопредком.
Внука Амала звали Острогота (Ostrogotha). Иордан, ссылаясь на более раннего историка Аблавия, говорит, что Острогота правил над восточными готами и что либо от его имени, либо от места, которое они занимали, эти восточные готы и получили наименование остроготы (остготы, как это принято в отечественной историографии). Само по себе наименование народа или его части по имени предводителя или правящего рода встречается в истории. Такими были вандалы-асдинги, получившие, вероятно, как говорилось выше, свое название от имени правящего рода Асдингов. Много позже турки, подобно германцам обрушившиеся на более культурные области Среднего и Ближнего Востока, получили название [257] сельджуков, а часть их еще позже — османов именно по именам их первых властителей. Если это так, то разделение готов на две ветви одного народа (utraque eiusdem gentes populi), как пишет Иордан, можно отнести приблизительно к правлению Остроготы, то есть, по расчетам Т. Моммзена, к 218-250 гг. Учитывая, однако, что в Скандинавии имеются топонимы, напоминающие о западных и восточных готах, можно думать, что хотя бы зачатки двухчастного деления единого народа готов произошли еще на их скандинавской прародине. Это деление явно акцентировалось после переселения в Северное Причерноморье. Сами названия «тервинги», что означает «жители лесов», и «грейтунги», то есть «жители каменистой местности», имеют явное отношение к ареалам их обитания в этом регионе. Впрочем, если Острогота какое-то время правил только восточными готами, то затем он возглавил весь готский народ. С Остроготой связаны и первые войны готов с римлянами, и небезуспешные попытки подчинить себе соседние германские племена, хотя это подчинение явно не было прочным и едва ли пережило правление Остроготы.
После смерти Остроготы в рассказе Иордана появляется Книва, в то время как сыном Остроготы был Хунуил. Книва никак не вписывается в генеалогию Амалов. По словам Иордана, он разделил готское войско на две части и обе направил на Балканский полуостров. Это позволяет говорить, что под властью Книвы находились только вестготы.
Можно было бы думать, что единая Готская держава после смерти Отстроготы распалась и под властью Амалов остались только остготы. Но и у остготов больше не отмечается королей из рода Амалов. Иордан и Кассиодор, из которого Иордан, как считается, черпал многие сведения, в том числе и о генеалогии Амалов, ставили своей целью прославить не только готский народ, но и в особенности этот королевский род. Недаром уже в начале своего труда Иордан называет Амалов преславными (praeclares), и из этого небольшого пассажа создается впечатление, что остготы всегда служили Амалам, как вестготы — Балтам. Но в изложении событий, последовавших за смертью Остроготы, Амалы появляются только с приходом к власти Эрменариха, названного историком знатнейшим (nobilissimus) из Амалов. В генеалогии же Амалов Эрмеанарих — праправнук Остроготы (между ними стоят его прадед Хунуил, дед Атал, отец Агиульф и дядя Одвульф). Трудно себе представить, что, если бы в промежутке между Остроготой и Эрманарихом кто-либо из Амалов обладал реальной королевской властью, Иордан упустил бы эти сведения. Более того, рассказывая о морских походах остготов, Иордан называет не принадлежавших к Амалам Респу, Ведука и Тарвара, которых он, впрочем, именует не королями, а вождями готов (duces Gothorum). [258]
В 332 г. королями (reges) готов были Ариарих и Аорих, которые заключили с императором Константином союз, на основании которого 40 тысяч готов стали федератами империи и участвовали в гражданских войнах внутри нее, а также и во внешних войнах. То, что они не были Амалами, ясно, но были ли они Балтами? К сожалению, ответить на этот вопрос невозможно, хотя это и предполагают. Мы также не знаем, идет ли речь обо всех готах или об их части. Судя по тому, что эти готы участвовали в войнах на Балканском полуострове, а также каким-то образом принимали участие в основании Константинополя, речь, видимо, шла о готах, живших в районе Дуная в непосредственной близости от имперской границы, то есть о вестготах. Если речь идет о договоре, о котором сообщают и другие авторы, в котором, в частности, готам разрешалось торговать на Дунае, а это — наиболее вероятно, то можно почти с уверенностью говорить, что готы Ариариха и Аориха — вестготы. По условиям договора сын короля Ариариха был послан заложником в Константинополь, и предполагают, что это был Аорих. Текст Иордана не дает возможности установить отношения между Ариарихом и Аорихом, но предположение о том, что они были отцом и сыном, не лишено смысла. В то же время сообщение Иордана позволяет думать об одновременном правлении этих королей, ибо, говоря об их преемнике Геберихе, историк отмечает, что тот встал у власти после их кончины (post quorum decessum).
Геберих назван преемником (successor) Ариариха и Аориха. Поэтому едва ли надо полагать, что он возглавлял другую группу готов, нежели те. Также едва ли основательна мысль, что Геберих был остготом (если Ариариха и Аориха считать королями вестготов). По словам Иордана, Геберих отличался доблестью и знатностью (virtutis et nobilitatis eximius). В связи с этим вспоминается Тацит, писавший, что германцы избирали своих королей по знатности (exnobilitate), а вождей — по доблести (ex virtute). Геберих, таким образом, объединял в своей фигуре оба требования — знатность и доблесть. Не говорит ли это о том, что перед нами один из первых примеров объединения в одном лице функций старого короля и военного вождя, что дало новое качество монарха?
Геберих принадлежал к роду уже прославленному и блеском своих деяний приравнялся к этой славе. Был ли это род Балтов, как считают многие исследователи? Иордан приводит генеалогию Гебериха: его отец — Хильдерит, дед — Овида, прадед — Нидада. Указание на генеалогию явно свидетельствует о высоком происхождении Гебериха. С другой стороны, Иордан говорит о Балтах как о роде втором по знатности (secunda nobilitas) после Амалов, отличающемся отвагой и доблестью [259] (audacia virtutis), почему и получил название Балта, то есть смелого. И это отличает Балтов от Амалов, которые возводили свое название к мифическому предку, как это было обычно у многих народов. Это может означать, что Балты относились к более позднему слою аристократии, не принадлежавшему к прямым потомкам выходцев из Скандинавии, и выделились после разделения вестготов и остготов, так что первым прославленным Балтом был прадед Гебериха Нидада. Его сына Овиду часто считают той же фигурой, что и Книва, возглавивший вестготов после смерти Остроготы. Это не невозможно, хотя реальных оснований для такой гипотезы нет. Сейчас важно подчеркнуть, что прямым родственником Ариариха и Аориха Геберих не был. Так что о наследственной монархии у вестготов пока говорить не приходится.
Как обстояли дела у остготов, сказать трудно. Вскоре после смерти Гебериха королем становится Эрманарих. Из слов Иордана как будто можно вывести, что он был наследником Гебериха. Но это едва ли так. Геберих, вероятнее всего, был вестготом и едва ли правил всеми готами, а Эрманарих — остготом. Указание Иордана надо понимать как чисто хронологическое. Эрманарих принадлежал к Амалам и, по существу, являлся первым Амалом после Остроготы, недвусмысленно засвидетельствованным в качестве короля. Иордан пишет, что Эрманарих наследовал королевство (in regno successit). Это вполне может означать, что его отец Агиульф тоже был королем. Но странно, что Иордан, столь преклоняющийся перед Амалами, об этом молчит. После смерти Эрманариха королевское достоинство действительно удерживалось в роде Амалов. Но было ли так до прихода к власти этого короля, мы не знаем. Думается все же, что Иордан не преминул бы отметить королевскую власть Амалов, если бы она существовала между Остроготой и Эрманарихом.
Некоторые выводы можно сделать из титулатуры готских королей. Старым названием короля в готском языке было thiudans, то есть глава народа (от thiuda — народ). Этот титул сохранился в готском языке и в IV в., как свидетельствует перевод Библии, сделанный Ульфилой и его учениками в этом веке. Но относится этот титул к римским императорам и эллинистическим царям Евангелий, к Христу как царю иудейскому, а также к Богу. Титулом же готских королей в это время является reiks — рикс. Это свидетельствует о том, что сами готы в это время понимали разницу между эллинистическо-римскими государями и своими королями. Старое слово thiudans закрепилось за сакральной сферой и, может быть, сферой отношений с императором, в то время как реальная власть в готском мире принадлежит риксу. Это может говорить об изменении самого [260] содержания готской монархии, выросшей, видимо, не из власти старых королей. В этом отношении важно, что, как уже говорилось, первые известные короли готов, в том числе руководившие их переселениями сначала из Скандинавии, а затем с балтийского побережья и долины Вислы на юг, были не Амалами.
Эрманарих, правивший приблизительно с 350 г., создал огромную державу, охватившую чуть ли не всю Восточную Европу. Разумеется, ее нельзя представлять как какое-то более или менее централизованное государство. Хотя Иордан и пишет, что готский король навязал подчиненным свои законы (sui parere legibus fecit), речь в то время не могла идти о создании какого-то единого законодательства для всех самых разных племен этого огромного пространства. Видимо, власть Эрманариха, как это было при создании подобных держав, хотя и в меньшем масштабе, у германцев, например у Ариовиста в I в. до н. э., состояла в навязывании уплаты дани и требовании военной помощи в случае необходимости. И если Ариовист отнимал у побежденных часть земель для поселения там германцев, то у Эрманариха такой необходимости не было, да и подчиненные им племена занимали такие территории, которые готов совершенно не привлекали. Реально власть Эрманариха распространялась, по-видимому, на районы речных долин. Несмотря на скептицизм некоторых ученых, едва ли можно сомневаться в реальности этой державы, подтвержденной археологическими данными, но нельзя и преувеличивать ее мощь, в конечном счете держава Эрманариха не выдержала гуннского натиска в 70-х гг. IV в. и распалась.
На основании сообщений Иордана можно уверенно говорить, что именно с правления Эрманариха королевская власть у остготов прочно принадлежала роду Амалов. Иордан перечисляет непрерывный ряд королей вплоть до Теодориха и его внука, и все они были Амалами. Правда, относились они не только к ветви Эрманариха, но и к ветви его двоюродного брата Валаварата (хотя сам Валаварат королем не был). Так, после смерти Эрманариха власть перешла к сыну Валаварата Винитарию. Более того, по словам Аммиана Марцеллина, после гибели короля Витимира (его нет в списке Иордана, и ученые спорят о его идентичности с королем, упомянутым Иорданом) реальная власть оказалась в руках двух регентов — Алатея и Сафрака, которые управляли от имени малолетнего короля. Иордан также пишет об Алатее и Сафраке, а кроме того, о вестготском вожде Фритигерне, о котором пойдет речь ниже, что они были приматами и вождями (primates et duces), которые осуществляли власть вместо (vice) королей. Ясно, что у остготов королевское достоинство закрепилось только за Амалами. [261]
Конечно, говорить о наследственной монархии еще не приходится. Само чередование (далеко не регулярное) представителей двух ветвей этого рода у власти говорит об отсутствии наследственного принципа. Только для гораздо более позднего времени, для 475 г., Иордан приводит сведения, что король Тиудимер назначил наследником своей власти сына Теодориха (Theodoricum filium regni sui designat heredem). И хотя в достоверности этого сообщения сомневаются, полагая, что историк перенес на 475 г. обстоятельства еще более позднего времени (уже после обоснования остготов в Италии), для сомнений нет достаточных оснований, ибо установление наследственной монархии является вполне логичным продолжением создания монархии родовой, и это укрепление королевской власти вполне могло относиться еще ко времени до переселения в Италию.
Надо, однако, отметить, что явно не все остготы стали подданными Амалов. Известна группа остготов во главе с Теодорихом Страбоном, не относившимся к роду Амалов, которая перешла на римскую службу и достигла под властью восточных императоров значительного благополучия, вызвавшего зависть их независимых соплеменников. Но ее можно рассматривать как некую маргинальную группу, не оказавшую большого влияния на историю всего этого племени.
Несколько иное положение сложилось, по-видимому, у вестготов. Вестготы выделились в самостоятельную группу, вероятно, в середине III в. Иордан (Get. 82) связывает разделение готов на две ветви с поселением в Северном Причерноморье и с правлением Остроготы. После смерти последнего вестготы действовали уже самостоятельно, возглавляемые Книвой (Get. 101). Для обозначения остготов и вестготов Иордан употребляет термин gens, а для всей совокупности готов — populus. Исследование применяемой этим историком терминологии показывает, что он, хотя и непоследовательно, использует термин natio для обозначения наиболее мелкой группы; nationes объединяются в gens, а gentes — в populus. Таким образом, вестготы предстают как объединение отдельных небольших племен или родовых групп, являясь в то же время частью более высокого этнического сообщества, которое тот же Иордан называет societas. События показывают, что вестготы могли действовать самостоятельно, в частности воюя с римлянами или заключая с ними договоры, или поддерживая торговлю с римским миром, но могли участвовать и в общих готских мероприятиях. В источниках часты упоминания тервингов, визов, визиготов, которые, возможно, какое-то время были отдельными этнополитическими группами, но в конце концов отождествляются с вестготами, как этот народ традиционно называется в отечественной историографии. [262]
Каковы были отношения между двумя gentes одного готского народа? Иордан специально подчеркивает, что Остроготе подчинялись обе ветви готов. Видимо, в обычное время такого объединения не было. Недаром после смерти Остроготы вестготы уже выступают самостоятельно. Рассказывая о смерти Эрманариха, Иордан говорит, что вестготы еще до кончины этого государя и даже еще до основного удара гуннов по какому-то своему намерению (quadam interse intentione) отделились от societate готов и ушли на запад. Из этого видно, что, с одной стороны, до своего ухода вестготы были частью готского «сообщества», возглавляемого Эрманарихом, а с другой — что Эрманарих даже в апогее своего могущества никак не мог помешать вестготам отделиться от его державы. Видимо, подчинение вестготов сводилось к простому признанию ими верховной власти Эрманариха без всяких других последствий.
В 364-365 гг. вестготы нападали на Фракию, а в 365-366 гг. оказали помощь узурпатору Прокопию, что и послужило для восточного императора Валента поводом к началу войны против вестготов. Трехлетняя война (366-369 гг.) закончилась восстановлением старого договора 332 г., хотя, как кажется, на более жестких условиях. Встает вопрос, происходили ли все эти события после отделения вестготов от державы Эрманариха или же до этого. В первом случае отделение надо отнести, по-видимому, ко времени сравнительно незадолго до 364 г., во втором же случае надо признать, что подчиненные верховной власти Эрманариха вестготы не только сохраняли свою социально-политическую структуру, но и практически свободно проводили свою внешнюю и военную политику.
В войне с Валентом вестготов возглавлял Атанарих, которого Аммиан называет могущественнейшим судьей (iudex potentissimus). О том, что титул «судья» не оговорка Аммиана, свидетельствует тот факт, что греческий оратор Фемистий тоже называет Атанариха «судьей». Более того, он сообщает, что сам Атанарих отклонил наименование себя rex (точнее — basileus), когда это слово по отношению к нему пытались употребить римляне. Очень важно, что и Аммиан, и Фемистий были современниками событий. Сократ в «Церковной истории» (V, 10) называет Атанариха «предводителем (archegos) готов, а Зосим (IV, 10) упоминает, не называя имени, вождя (hegoumenos), пославшего помощь Прокопию. Судя по тому, что главным противником Валента в войне с готами был Атанарих, можно полагать, что этот вождь был именно Атанарихом. О самой этой власти можно судить по сообщениям древних авторов, особенно Аммиана Марцеллина. Будучи могущественнейшим судьей, Атанарих возглавлял войско, а позже именно он [263] заключил мир с Валентом. Когда на вестготов напали гунны, то Атанарих попытался организовать оборону против гуннского нашествия, а после поражения ушел в горы. В то же время Атанарих был организатором антихристианского гонения. Таким образом, он выступает и как военный предводитель, и как руководитель внешней политики, и как человек, осуществляющий внутреннюю политику. Перед нами лицо, облеченное практически полнотой власти.
Известно, что еще в 347-348 гг. у вестготов происходило антихристианское гонение, возглавляемое «безбожным и клятвопреступным судьей готов». Вновь перед нами «судья», возглавляющий очень важное внутреннее дело. Вопреки высказываемому иногда мнению, это не мог быть тот же Атанарих, так как Атанарих, как будет сказано ниже, пришел к власти много позже. Во всяком случае, ясно, что главой вестготов, по крайней мере после 347 г., был «судья», а не король.
Аммиан Марцеллин пишет, что, когда Атанарих после поражения от гуннов ушел в горы, большая часть готских племен отказалась следовать за ним. После долгого совещания они обратились к Валенту с просьбой разрешить перейти на римскую сторону Дуная. Недовольных Атанарихом возглавил Фритигерн, так что вестготы распались на подвластных Фритигерну и Атанариху. Следовательно, власть вестготского «судьи» была не столь прочной, чтобы он мог навязать свою волю всему народу. Позже Атанарих был изгнан в результате заговора близких (factione proximorum) и бежал в Константинополь к правившему в то время Феодосию. Иордан говорит о войске Атанариха, перешедшего вместе со своим предводителем на службу к императору. По-видимому, это была его дружина, оставшаяся ему верной и после его изгнания.
Все это свидетельствует о том, что практически власть Атанариха не отличалась от власти любого другого варварского короля того времени. И все же королем он не был. По этому поводу высказываются самые различные гипотезы. Попробуем высказать еще одну. Анонимный «судья» действовал в 347-348 гг., то есть, вероятно, еще тогда, когда вестготами правил король Геберих. Каково было соотношение власти короля и «судьи», неясно. Может быть, за последним было оставлено ведение внутренних дел, и особенно тех, что связаны с духовной жизнью племени и судом. Исидор Севильский писал, что от начала правления Атанариха до пятого года правления Свинтиллы прошло 256 лет, что дает 360 или 361 г. Близкую дату дает и «Хроника вестготских королей» — 363 или 364 г. Следовательно, Атанарих возглавил свой народ еще в правление Эрманариха и, может быть, представлял собой автономную власть вестготов под верховенством общего короля. После отделения от державы Эрманариха в его руках сосредоточилась высшая [264] власть. Но поскольку он не был правильным образом избран или, как полагают, не имел сакральной легитимации, то он остался «судьей», что практически его власть не ограничивало. На Востоке издавна известен этот титул для обозначения высшего магистрата государства (Карфаген) или его части (Мари), или союза племен (евреи до создания монархии), не являвшегося коронованным монархом. Возможно, что восточноримские писатели использовали этот титул и для обозначения власти Атанариха, найдя в ней нечто подобное.
Интересен эпизод, рассказанный Иорданом (Get. 174-175) о Беремуде, правнуке Эрманариха, который в начале V в. перебрался к вестготам, к тому времени обосновавшимся в Юго-Западной Галлии. Этот Беремуд скрыл свое происхождение из рода Амалов, так как боялся, что его из-за знатности сочтет опасным соперником вестготский король Теодерид (или Теодорих), ибо, как пишет Иордан, кто бы мог колебаться относительно Амала, если бы был волен избирать? Возможно, что не только остготы, но еше долго и вестготы были уверены, что подлинные короли могут выходить только из рода Амалов. И лишь резкое разделение двух ветвей одного народа (как пишет тот же Иордан) заставило позже вестготов облекать своих предводителей и королевским званием.
В то же время надо отметить, что сами вестготские короли в более позднюю эпоху вели свое начало именно от Атанариха. До исчезновения династии Балтов королевское достоинство у вестготов принадлежало преимущественно (хотя и не всегда) этому роду. Это отразилось и в предании, что вестготы служили Балтам с момента их поселения в Причерноморье. Учитывая стремление вестготских королей возвести начало своей власти именно к Атанариху, можно полагать, что тот принадлежал к этому правящему роду. Орозий называет Атанариха королем (rex). Он писал на Западе в 10-20-х гг. V в., когда вестготы уже обосновались в Юго-Западной Галлии и вторгались в Испанию. Он имел сведения об обстановке при дворе короля Атаульфа из рода Балтов. Видимо, к этому времени представление об Атанарихе как о первом короле вестготов уже утвердилось. В сравнительно поздней (VII в.) Хронике вестготских королей Атанарих возглавляет список. Как уже говорилось, власть Атанариха все же не была достаточно сильной. Он явно не был самодержавным государем. Наряду с ним в вестготском обществе существовали аристократы (primates) и вожди (duces), каковым был Фритигерн. Аммиан Марцеллин пишет, что вестготы, отколовшиеся от Атанариха, после продолжительных совещаний (diu deliberans) решили переселиться в римскую Фракию. Иордан, говоря, правда, о несколько более позднем времени, уже после переселения на римскую территорию, сообщает, что к [265] римским властям обратились primates и вожди. Видимо, и решение о переселении принимали те же. Так что, как кажется, реальная власть у вестготов в 70-х гг. IV в. принадлежала не всей совокупности вооруженного народа (хотя его собрания происходили и много позже), а верхушке общества в лице аристократов и вождей или судей. Вокруг глав вестготского общества группировались «близкие» (proximi), явившиеся зародышем будущей придворной аристократии.
В IV в. готы, в том числе вестготы, жили общинами, которые в готском переводе Библии именовались haims или weihs. Местожительством такой общины была слабо укрепленная деревня, окруженная только частоколом. Хотя на готской территории, в том числе в бывшей римской Дакии, сохранились некоторые города, они явно принадлежали не вестготам. Еще долго вестготы, как и другие германцы, будут бояться городов и предпочитать жить вне их. Готские поселения были довольно большими и состояли из отдельных «сельскохозяйственных единиц», каждая из которых была резиденцией большой патриархальной семьи. Общинники обладали чувством определенной солидарности не только перед лицом врага, но и перед лицом властей, как это видно из «Мученичества св. Саввы». Из него же видно, что имущественного и социального единства в вестготской общине уже не существовало. В ней выделялись богатые и бедные, и первым практически принадлежала местная власть. Их совет решал основные вопросы жизни общины.
На развитие вестготов огромное влияние оказали римляне. Этому способствовали долгие контакты с римским миром, как военные, так и мирные. Римляне способствовали развитию торговли, и вскоре готы стали столь активно торговать на Дунае, что вызвали недовольство их римских конкурентов: недаром Фемистий так радовался ограничению готской торговли только двумя местами, как это было установлено договором 369 г. (вместо неограниченной торговли, предусмотренной договором 332 г.). Римская блокада во время войны 366-369 гг. поставила вестготов на грань голода и заставила их просить мира. Это не означает отсутствия у вестготов земледелия, животноводства, ремесла (все это у них было), но подчеркивает их вовлеченность в экономическую систему позднеримского Средиземноморья.
Ярким проявлением римского влияния является распространение христианства. Разумеется, само распространение отвечало внутреннему развитию вестготского общества, как социальному, так и духовному, но толчок к нему дали контакты с Римской империей, и само христианство долго рассматривалось как проявление «романства». Когда после войны с Валентом Атанарих развернул антихристианские гонения, причиной их явилась, по Евнапию, его ненависть ко всему [266] римскому. Но распространяться христианство стало много раньше. В 341 г. специально для этого был поставлен епископом Ульфила, деятельность которого была довольно успешной. Для облегчения христианизации готов Ульфила начал переводить Библию на готский язык. И в конце 340-х гг. в Готии развернулось первое антихристианское гонение, вынудившее Ульфилу вместе со своими последователями бежать на римскую территорию, где возникла община «малых готов», существовавшая еще в VI в. и отличавшаяся верностью императорам. Это преследование не остановило христианизацию вестготов, и к 70-х гг. того же IV в. их было уже довольно много, хотя ни абсолютное, ни относительное число их установить невозможно.
В это время христианство становится уже политической проблемой. Отношение к религии стало и отношением к империи. Атанарих развернул антихристианское гонение, а его противники во главе с Фритигерном, даже если они еще были язычниками, согласились стать христианами и одновременно просили разрешения переселиться на земли империи. Ульфила был арианином, арианином был и император Валент. Это способствовало распространению христианства у вестготов, а от них и у остготов, в форме арианства. Находящаяся в процессе становления вестготская христианская церковь была арианской и использовала в богослужении готский язык.
После неудачной защиты от гуннов меньшая часть вестготов во главе с Атанарихом пыталась укрыться в горах, вытеснив оттуда сарматов. Остальные же во главе с Фритигерном и Алавивом перешли Дунай. Позже изгнанный своими рrохіті, Атанарих тоже был вынужден со своей дружиной уйти на римскую территорию и прибыть в Константинополь, где очень скоро умер. Еще до прибытия Атанариха к вестготам присоединилась и часть остготов, которая во главе с Алатеем и Сафраком тоже отказалась подчиниться гуннам и переселилась вместе с ними на римский берег Дуная. Вскоре, однако, готы восстали против произвола римских властей. В 378 г. около Адрианополя они разгромили римскую армию и убили самого императора Валента. Хотя попытки вестготов захватить Адрианополь и даже Константинополь не удались, они чувствовали себя победителями и опустошали почти весь Балканский полуостров. Наконец, 3 октября 382 г. новый восточный император Феодосий, используя и силу оружия, и хитроумную дипломатию, и искусное противопоставление одних готов другим, заключил с вестготами договор, по условиям которого те были поселены во Фракии и на правобережье нижнего Дуная в качестве федератов. С этого времени, как пишет Иордан, вестготы владели этими странами как собственной землей (tamquam solum genitalem). [267]
Обстоятельства заключения этого договора очень неясны. Орозий пишет, что договор был заключен с вестготским королем Атанарихом, а после смерти короля все племена готов (universa Gothorum gentes) признали власть императора Феодосия. Орозий писал это на Западе и многих деталей восточных событий не знал. Он называет Атанариха королем (гех), в то время как тот им не был. К тому же к моменту заключения договора Атанарих уже явно умер. Фритигерн к этому времени тоже сошел со сцены. Иордан, который тоже называет Атанариха королем, говорит, что он наследовал Фритигерну. Может быть, после смерти Фритигерна все вестготы, вновь объединившись, признали власть Атанариха? Но в любом случае договор был заключен уже после смерти последнего. По словами Иордана, только после смерти Атанариха его войско осталось на службе императора, возобновив войско федератов (militia... foederatorum renovata), и именно с этого времени сами готы стали называться федератами.
Если верить Исидору Севильскому и официозной Хронике вестготских королей, непосредственным преемником Атанариха был Аларих. Следовательно, партнером Феодосия по договору должен был быть именно он. Однако принято, что Аларих был избран главой вестготов около 390 г., то есть приблизительно через девять лет после смерти Атанариха. Одним словом, источники не дают нам возможности установить детали политической истории вестготов между смертью Атанариха в 381 г. и избранием Алариха в 390-м. Можно лишь говорить, что последующая вестготская традиция устанавливала прямую связь между Атанарихом и Аларихом, что, вероятнее всего, можно объяснить принадлежностью обоих к роду Балтов и стремлением утвердить мысль о связи королевского достоинства с этим родом. Впрочем, стоит еще вопрос и о том, был ли Аларих королем.
Титул короля в связи с Аларихом появляется у римских авторов, писавших уже после обоснования вестготов в Галлии и создания ими там своего государства. Те же авторы, которые имели дело с вестготами в восточной части империи, избегают так именовать Алариха. У них он выступает или как филарх, то есть глава племени, или как вождь — hegoumenos, dux.
Вероятнее всего, королем он все же не был. Во всяком случае, принимать важнейшие решения самостоятельно он не мог. Как рассказывает Иордан, Аларих вскоре после своего прихода к власти держал совет со своими (cum suis deliberans), прежде чем принять важное решение о новом выступлении против римлян. Кто такие эти sui? Учитывая, что и раньше важнейшие решения принимали primates и duces, можно полагать, что и в данном случае речь идет о высшем слое [268] вестготского общества. По-видимому, это все же произошло не в 390 г., когда Аларих встал во главе вестготов, а позже, ибо еще в 394 г. вестготы помогли Феодосию разгромить западного императора Евгения. Но после смерти Феодосия, когда между правителями западной и восточной частей империи Стилихоном и Руфином началась вражда, приведшая в конечном счете к полному расколу государства на две части, Аларих и его советники решили, что наступил час решительного выступления. Вестготы, к которым присоединились и некоторые другие враги римлян, восстали против константинопольского правительства. Они вновь опустошили Фракию и двинулись на Константинополь. В его окрестностях вестготы сожгли имения, принадлежавшие Руфину. И тогда фактический правитель Восточной Римской империи пошел на переговоры с варварами. Он сам явился в их лагерь и подкупил Алариха, уговорив его при этом двинуться в Грецию. И Аларих увел своих воинов на юг, опустошая Грецию, Македонию, Фессалию, разрушая афинскую гавань Пирей (сами Афины Аларих, по-видимому, взять не смог), Коринф, Аргос. Возможно, Аларих хотел поселить свой народ в благодатной Греции. Стилихон, фактически правивший Западной Римской империей, собрал армию, чтобы выступить против Алариха и даже как будто разбил войско вестготов. Но тут в дело вмешалась константинопольская дипломатия, которой был невыгоден успех Стилихона. Евтропий, который к тому времени сменил Руфина в качестве наиболее влиятельного восточноримского политика, убедил императора Аркадия приказать Стилихону вернуться. Так как в Константинополе в это время находились жена и ребенок Стилихона, тот не решился противоречить восточному императору. Он от имени западного императора Гонория заключил с Аларихом договор, по которому тот обязался не переходить границы территории, подвластной Гонорию. А Аркадий в 397 г. пожаловал Алариху титул командующего войсками в Иллирии на восточном побережье Адриатического моря (magister militum in Illiricum). Аларих с удовольствием принял этот титул, который давал ему легальное право властвовать над частью римской территории, и вестготы осели в Иллирии. Здесь явно обосновались не только воины, которые отныне получали и жалование, и обмундирование от восточно-римского правительства, но и все племя.
В 401 г. группа различных варварских племен под командованием Радагайса вторглась в альпийские провинции Норик и Рецию. Стилихону пришлось собрать все силы, чтобы отбить это нападение. Этим воспользовался Аларих, чтобы в том же году вторгнуться непосредственно в Италию. Взяв несколько городов, жители которых часто сами [269] открывали ворота, вестготы двинулись к Милану, где тогда находились западноримский император, двор и правительство. Взять Милан Аларих не смог и начал осаду. Стилихон, сражавшийся в это время с Радагайсом, часть своего войска направил все же против Алариха и заставил того в феврале 402 г. снять осаду Милана. А вскоре в жестокой битве вся армия Стилихона одержала победу, и Аларих через некоторое время был вынужден уйти из Италии. В ходе этой битвы римляне захватили вестготский лагерь, и среди пленных оказалась семья Алариха. Это явно свидетельствует о том, что во вторжении принимали участие не только воины, но и все племя. В следующем году Аларих попытался повторить вторжение в Италию, но был разбит и снова ушел в Иллирию. В это время под страхом готского нашествия правительство и двор Западной Римской империи переехали из Милана в более защищенную Равенну.
Новое нашествие вестготов на Италию произошло в 408 г. Аларих потребовал от западноримского правительства 4000 фунтов золота. Стилихон, не имея сил для надлежащего отпора, пошел на это. Кроме того, Аларих был официально принят на службу к императору Гонорию, и вестготы, таким образом, стали федератами Западной империи. В качестве таковых они теперь не ушли в Иллирию, а поселились к северу от Италии в Норике, откуда было легко угрожать самой Италии. И вскоре для этого нашелся повод. В том же 408 г. Стилихон был свергнут и казнен. А после этого начались массовые убийства варваров, находившихся на римской службе, которых подозревали в тайном сговоре с нападающими германцами. И многие варварские воины в страхе бежали к Алариху. Аларих же, боясь, что после казни Стилихона равеннское правительство не будет выполнять условия недавно заключенного договора, возобновил военные действия.
Вестготы под руководством Алариха двинулись непосредственно на Рим. Хотя этот город реально уже не был столицей, его психологическое значение было велико. Взять город штурмом вестготы не могли, и Аларих начал осаду Рима. Измученные голодом, римляне пошли на переговоры. Получив большой выкуп, в том числе 5 тысяч фунтов золота и 30 тысяч фунтов серебра, Аларих увел вестготов немного севернее, где к нему присоединились некоторые рабы из числа германцев, бежавшие от своих господ. Это увеличило войско Алариха до 40 тысяч воинов. Видимо, общее число вестготов в это время превышало 100 тысяч.
Еще до своего нападения на Рим Аларих призвал себе на помощь своего шурина Атаульфа, который в то время был в Паннонии. Это говорит о том, что не все вестготы находились под непосредственной властью Алариха. Кроме того, существовала группа вестготов, которыми [270] командовал Сар, враг и соперник Алариха. В то время как Аларих с переменным успехом воевал с римлянами, Сар верно служил им. Но большинство вестготов все же признавало своим вождем именно Алариха. Аларих, с которым начали переговоры, сначала потребовал несколько провинций, но затем согласился только на Норик. Кроме того, его и армию должны были вновь признать федератами и оплачивать эту службу деньгами и зерном. Говоря о переговорах Алариха с западноримским правительством, Орозий говорит не только об Аларихе, но и обо всем племени готов (Alaricum cunctamque Gothorum gentem). Это может означать, что по крайней мере официальными партнерами римлян считались весь народ и его предводитель. Видимо, заключать подобные договоры один Аларих не мог, даже если участие народа было всего лишь данью традиции, а не реальным. Забегая вперед, можно сказать, что, когда тот же Орозий говорит о заключении мира с вестготским королем Валлией в 418 г., он уже не упоминает племя готов. Если верить Иордану, Аларих просил Гонория позволить готам поселиться в Италии так, чтобы они жили вместе с римским народом и, таким образом, чтобы можно было поверить, что они составляют одно целое (cum Romanorum populo vivere, ut una gens utraque credere possit). Известно, что подобную программу слияния, насколько возможно, готов и римлян выдвинул остготский король Теодорих после захвата Италии. Иордан преклонялся перед этим королем, так что возможно, что он приписал программу Теодориха также и Алариху. Но нельзя и исключить, что уже вестготский вождь каким-то образом планировал сосуществование с побежденными римлянами.
Переговоры все же, как кажется, ничем не кончились, и в конце 409 г. Аларих снова пошел на Рим. После очередной осады римляне направили к нему послов для переговоров. Аларих предложил им избрать нового императора вместо Гонория и, видимо, сам предложил кандидатуру — префекта города Аттала Приска, который и стал императором. Аттал же тотчас объявил Алариха командующим всеми пехотными силами империи (magiser peditum), что делало Алариха почти полновластным распорядителем государства. Но равеннское правительство не признало этого выбора, и в следующем году Аттал Приск был свергнут. Узнав об этом, Аларих в третий раз оказался под стенами Рима. И 24 августа 410 г. ему были открыты городские ворота. Впервые за последние 800 лет внешние враги победоносно вошли в Рим. Психологическое значение этого события было огромно. И победителями оказались вестготы.
Как уже говорилось, вестготы не любили городов и не знали, что в них делать. Поэтому после грабежа, продолжавшегося три дня, они оставили Рим. Сам Аларих решил двинуться на юг, переправиться от [271] туда в Сицилию, а затем в Африку, чтобы поселиться в более благодатных, как ему казалось, местах. С собой вестготы везли награбленные богатства и вели множество пленных, среди которых были неудачливый император Аттал Приск и сестра Гонория Галла Плацидия. Но планам Алариха было не суждено сбыться. Попытка переправиться в Сицилию кончилась катастрофой, и, потрясенный этой неудачей, Аларих умер. Он был торжественно похоронен на дне реки Бузенций, причем все пленники, копавшие эту могилу, были уничтожены.
Преемником Алариха стал его шурин Атаульф. Иордан говорит, что ему передали Королевство вестготов (regnum Vesegothorum... tradent). Орозий просто упоминает, что во время вторжения в Галлию во главе вестготов стоял король Атаульф. Известно, что Аларих имел внука Теодориха, который позже стал королем вестготов. Возможно, что твердый наследственный принцип все-таки у вестготов еще не существовал. По Иордану, власть передали Атаульфу потому, что, кроме того, что он был кровным родственником (consanguineus) Алариха, он обладал выдающимся умом и выделялся телосложением (conspicuus forma mentemque), да к тому же еще и был схож с покойным вождем красотой тела и благообразием лица. Характерен и глагол trado — «передавать». Атаульф не наследовал власть Алариха, а эта власть ему была передана. К сожалению, готский историк не говорит, кто передал власть Атаульфу, и поэтому мы не знаем, какова была роль совета аристократов или всего вооруженного народа в этом акте. Но даже если официально последний и играл какую-либо роль, фактически она была очень небольшой.
Атаульф изменил планы Алариха. Он повернул вестготов на север, вновь взял Рим и основательно пограбил его, а затем двинулся к Альпам. В это время в Южной Галлии сложилась довольно сложная обстановка. В этой стране боролись варвары, узурпаторы, войска и командиры, оставшиеся верными Гонорию. Атаульф решил воспользоваться всеми этими сложностями и обосноваться в этой богатой стране. Возможно, что и Гонорий надеялся использовать вестготов как своих союзников в борьбе против врагов на юге Галлии. Вестготы перешли Альпы и вскоре заняли юго-западную часть Галлии. Там в доме знатного римлянина в Нарбоне 1 января 414 г. состоялась свадьба Атаульфа и Галлы Плацидии. Жених был одет в римские одежды, а невеста — в одеяние императрицы. И это было очень важным знаком.
Со слов нарбонца, очень близкого к Атаульфу (вероятнее всего, того, в доме которого происходила свадьба), Орозий говорит, что Атаульф хотел полностью уничтожить римский народ и его власть (oblitterato Romano nomine), чтобы на всей римской территории существовала только Готская империя (Romanum omne solum Gothorum Imperium), дабы то, [272] что было Романией, стало называться Готией (Gothia quod Romanis fuisset), а сам Атаульф стал бы тем, кем прежде был Цезарь Август (fieret nunc Athaulfus quod quondam Caesar Augustus). Но, продолжает нарбонец передавать слова Атаульфа, поскольку он на большом опыте убедился, что готы из-за своего необузданного варварства никаким образом не способны подчиняться законам (multa experientia probavisset neque Gothos ullo modo parere legibus posse), а без законов государство — не государство, он, Атаульф, стал искать себе славу не в уничтожении, а в восстановлении и увеличении римского народа (или римского могущества — Romano nomine) силами готов, чтобы у потомков стать создателем римского возрождения (Romanae restitutionis auctor); и он стал воздерживаться от войны и стремиться к миру. Далее Орозий говорит о влиянии на Атаульфа его жены Галлы Плацидии. Такое продолжение изложения мыслей Атаульфа вполне может говорить о возникновении самих этих мыслей под воздействием его римской супруги.
Перед нами целая программа действий Атаульфа. Вражда к Риму сменяется честолюбивым стремлением восстановить былое величие Рима, но уже под своей властью. И его переодевание в римскую одежду во время свадьбы является видимым знаком этого стремления. Характерно, что Атаульф при этом желает сравниться с Августом, явившись, таким образом, основателем новой империи. Можно, следовательно, говорить, что при Атаульфе произошел переворот в готско-римских отношениях — от конфронтации к сотрудничеству, но при первенстве именно готов, так как именно готскими силами собирается Атаульф восстановить былое величие Рима. Однако при этом новая империя должна все же базироваться на римской правовой основе, ибо у готов, как полагает Атаульф, вовсе нет законов. Это, разумеется, не означает отсутствия у вестготов всякого правового регулирования. Но это было обычное право, отличающееся от римского и соответствующее родоплеменному, а не государственному состоянию общества. Оно не было никак зафиксировано, хотя, судя по переводу Библии Ульфилой, грамотность среди готов уже была распространена. Именно отсутствие писаных законов, как кажется, и было причиной варварства готов, по мысли Атаульфа. Новая империя должна, таким образом, основываться на римских законах, но власть в ней должна принадлежать готам, ибо их силами эта империя будет восстановлена. По существу, это программа готско-римского политико-юридического синтеза, позже действительно осуществленного, хотя путь к этому синтезу оказался намного дольше, чем мог предполагать Атаульф.
Вестготы, поселившиеся в Галлии, встали перед проблемой взаимоотношений с местным населением, которое намного превосходило их и [273]по численности, и по образованности, и по социальному развитию. Необходимо было выработать определенные нормы этих взаимоотношений. И перед готским предводителем прежде всего встал вопрос о его собственной роли. Поскольку вестготы уже дважды захватывали «главу мира» (іcaput mundi) Рим, то Атаульф мог законно, с его точки зрения, считать себя наследником римских императоров. Правда, в Равенне сидел на троне Гонорий, а в Константинополе — его племянник Феодосий II, но после свадьбы Атаульфа с Галлой Плацидией они становились его родственниками (Иордан именно родственными чувствами Атаульфа объясняет то, что тот не тронул Гонория на своем пути из Рима в Галлию; Иордан считает, что в это время Атаульф уже женился на Галле Плацидии, хотя в данном случае он явно ошибается), так что в мыслях варварского вождя вполне мог возникнуть план своеобразного властного триумвирата при решающей роли его самого. В таком случае перед местным галло-римским населением Атаульф представал бы как законный правитель, равный по меньше мере правящим императорам.
Но как быть с готами? Хотя готы, как уже говорилось, понимали разницу между императором (thiudans) и своим королем (риксом), по мере своих побед они могли все более уменьшать в собственном сознании эту разницу и воспринимать своего короля если и не полностью равным императору по положению, то вполне равным, если не превосходящим, по реальной власти. Правда, королевское достоинство было закреплено за остготским родом Амалов, но, как пишет Иордан, резкое разделение двух ветвей некогда единого народа заставило вестготов и своих вождей облекать королевским достоинством. Такое резкое разделение можно отнести именно ко времени Атаульфа. Остготы, к тому же подчиненные гуннам, остались далеко на востоке, а вестготы поселились почти на самом западе римского мира. Это все, как кажется, и стало основанием принятия Атаульфом титула короля. И решающим шагом в этом явилась его свадьба с Галлой Плацидией; недаром она была облачена в одежды императрицы. Произошло ли это в новогодний день 415 г. или несколько раньше, неизвестно, да и не принципиально. Можно только говорить, что именно с 413-414 гг. ведет свое начало вестготская монархия.
Отношения вестготов с равеннским правительством оставались сложными. Римляне даже сумели отбить у них некоторые города, включая Нарбон. И в 415 г. то ли под давлением римских войск, то ли по поручению императора ради вытеснения свевов, вандалов и аланов вестготы перешли в Испанию. Они заняли Барцинон и еще несколько других городов Тарраконской Испании и одержали ряд побед над другими варварами. Это был не поход армии Атаульфа, а переселение на [274] рода, ибо Иордан прямо пишет о сокровищах, которые Атаульф взял с собой и, главное, о невоюющем народе (plebs inbellis), который был оставлен Атаульфом в Барциноне. Plebs — это народная масса, противопоставленная «верным» (fideles), под охрану которых (точнее, некоторых из них) были оставлены сокровища короля. Означает ли это, что народная масса в это время уже была оттеснена от военной службы? Едва ли. Речь в данном случае идет о той ее части, которая не воевала, то есть о детях, женщинах, стариках. Но само противопоставление плебса «верным» очень важно. Это говорит о существовании вокруг короля особой группы, противопоставленной остальному народу и связанной с королем узами личной верности.
Во многом под влиянием своей жены Атаульф все более склонялся к сотрудничеству с римлянами. Когда в Барциноне у него и Галлы Плацидии родился сын, он назвал его в честь деда Феодосием, что наглядно подтверждало проримскую позицию Атаульфа. Младенец скоро умер, а тело его было сожжено по старинному римскому обряду (Olympiod. Fr. 27). Это вызвало недовольство тех, кого можно назвать «староготской партией», кто был недоволен курсом Атаульфа на создание Готско-Римского государства. Результатом стало убийство Атаульфа его приближенным Эвервульфом в том же 415 г.
Королем стал Сигерих. Ни Иордан, ни Орозий не уточняют способ его прихода к власти. Иордан говорит, что он поставлен (іconstituitur), а по Орозию, сделан (creatus) королем. Сигерих, как кажется, даже не был Балтом; полагают, что он был братом Сара, смертельного врага Алариха и Атаульфа, возглавлявшего ту группу вестготов, которая не подчинялась этим вождям и всегда оставалась верной Гонорию. Не совсем ясно в таком случае, почему выбор убийц Атаульфа пал на него. Во всяком случае, можно говорить, что, в отличие от остготов, у которых королевское достоинство было закреплено за родом Амалов, у вестготов такого закрепления за определенным родом не было, и хотя Балты были, по словам Иордана, вторыми после Амалов по благородству и, следовательно, первыми среди вестготов, закрепить королевскую власть за своим родом они не смогли. И это, как кажется, указывает на сравнительную слабость вестготской монархии. Убийство Сигерихом детей Атаульфа от первого брака могло быть проявлением его ненависти к их отцу и дяде и попыткой обезопасить себя от будущей мести. Но дело было, кажется, все же более сложным. В этом акте можно видеть проявление борьбы двух принципов организации королевской власти: наследственного, или родового, и избирательного. Убийство детей Атаульфа, по мнению их противников, ставило крест на первом принципе. [275]
Убийство Атаульфа было делом рук и противников его проримской ориентации, и личных врагов. Сигерих принадлежал к последним. Но политику он фактически продолжал прежнюю. И это стоило ему жизни. Он был убит буквально через несколько дней после взятия власти. И готы избрали (electus а Gothis) королем Валлию, занимавшего ярко выраженную антиримскую позицию. Продолжая войну в Испании, Валлия воевал с вандалами и даже пытался переправиться в Африку, но неудачно. По приказу Гонория командующий его армией Констанций, который к тому времени восстановил власть своего императора в Галлии, двинулся против вестготов. Но Валлия не решился сражаться и заключил с Констанцием договор. По условиям этого договора он возвращал Галлу Плацидию ее брату, вестготы обязывались воевать по приказу императора, но за это они в качестве федератов получали земли в южногалльской провинции Аквитании Второй, а также в нескольких смежных с ней городах (civitates), включая Тулузу (Толозу), относящуюся к Нарбонской Первой провинции. Вестготы снова перешли Пиренеи и обосновались на юго-западе Галлии. Своей столицей вестготский король избрал Тулузу. Так возникло Тулузское королевство вестготов.
Текст воспроизведен по изданию: Античные и средневековые источники по истории Испании. СПб. СПбГУ. 2006
© текст - Циркин Ю. Б. 2006Тулузское королевство
Поселение вестготов в Аквитании отвечало в тот момент интересам и германцев, и римлян. Правительство Западной Римской империи явно не было заинтересовано в оседании вестготов ни в Африке, куда те упорно, но неудачно стремились, ни в Испании. Африка, бывшая в то время главной продовольственной базой Италии, была слишком важна для римских властей. Да и все еще богатую Испанию римляне терять не хотели. Они с удовольствием использовали вестготов в борьбе с вандалами и аланами, но, когда вестготы добились значительных успехов, предпочли вывести их из страны. Подобным образом много лет спустя тогдашний фактический правитель империи и ее крупнейший полководец Аэций активно использует помощь вестготов в сражении против гуннов, но после победы убеждает короля немедленно уйти с поля боя и не преследовать разбитого противника, дабы не дать вестготам чрезмерно усилиться. Выделяя в 418 г. вестготам земли в Галлии, Констанций сделал все, чтобы отрезать их от Испании. Готы селились вдоль океанского побережья и вплоть до реки Гарумны (Гаронны) и несколько восточнее ее, но от Пиренеев были отделены [276] римскими владениями. Те же владения отделяли вестготов и от Средиземного моря. Это море было политической, экономической и культурной осью Римской империи, и ни Констанций, ни император Гонорий не хотели допускать на его побережье варваров. Кроме того, поселяя вестготов в Аквитании, римляне оттесняли их достаточно далеко от Италии. Не имея возможности ни уничтожить вестготов, ни вытеснить их за пределы империи, римское правительство в лице Констанция выбрало меньшее зло, поселяя их в одном из самых удаленных мест империи. Но, как полагают некоторые исследователи, дело не только в этом. В это время вся Северо-Западная Галлия фактически отделилась от империи, ибо в ней одержали победу багауды, с которыми римские власти и войска так и не смогли справиться. Главной базой багаудов тогда являлась Арморика (Бретань), но восстание, то утихая, то вспыхивая вновь, угрожало римской власти и римским латифундистам во всей Галлии и особенно в богатой долине Гарумны. И хотя в 416-417 гг. Констанций одержал ряд побед над армориканскими багаудами, это не привело к восстановлению римской власти и римских порядков в Арморике, так что угроза сохранялась. Не имея собственных сил, чтобы защитить свои интересы на юго-западе Галлии, римляне были вынуждены обратиться к варварам. Наконец, надо отметить, что западное побережье Галлии часто опустошалось набегами германских пиратов и вестготы, как кажется, должны были защитить южную часть этого побережья от пиратских набегов.
Но это отвечало и интересам вестготов. Было ясно, что в тот момент поселиться в Испании они могли только в ходе очень упорной борьбы как с римлянами, так и с другими варварами. И Валлия, несмотря на неприятие римлян, понимал, что эта борьба будет очень трудной, тем более что опыт борьбы Атаульфа с Констанцием был неудачным. Попытка же переправиться в Африку также оказалась неудачной. Предложение Констанция оказалось как раз кстати. Начиная с 375 г., когда вестготы были вынуждены под давлением гуннов покинуть свои старые места проживания в Северном Причерноморье, они все время искали новые благоприятные места для поселения. Вестготы в принципе были земледельческим народом, хотя, по-видимому, собственных ресурсов у них было недостаточно, так что в свое время римская блокада поставила их на грань голода. Постоянные войны и передвижения, не дававшие в принципе овладеть сельскохозяйственными ресурсами тех или иных территорий, еще больше обострили для вестготов продовольственную проблему. Одновременная борьба и с римлянами, и с вандалами увеличила угрозу голода. Недаром Констанций обещал вестготам не только земли в Аквитании, но и 600 тысяч мер зерна. [277] Поселение же в Аквитании решало эту проблему Аквитания была одной из наиболее богатых областей Галлии, особенно долина Гарумны, которую и надо было защитить от багаудов любой ценой. Аммиан Марцеллин отмечал огромное значение подвоза продовольствия из этой области для римской армии, действующей на Рейне. В следующем веке, уже после поселения там вестготов, Сальвиан называл Аквитанию подобием рая из-за ее виноградников, лугов и богатых урожаев. Поэтому вестготам она могла представляться в тот момент идеальным местом для оседания.
Поселение вестготов на юго-западе Галлии сыграло большую роль в вестготской истории. Тридцать лет они блуждали по территории империи, пройдя от Дуная до Гарумны. Теперь они превращались из «блуждающей армии», сопровождаемой женщинами, детьми и стариками, в оседлый народ, снова обладающий собственной территорией. Но за эти тридцать лет в их жизни произошли довольно значительные изменения. Почти все эти годы вестготы фактически находились в состоянии войны, так что не только воинам, но и всему племени постоянно угрожала опасность. Это еще больше заставляло вестготов сплачиваться вокруг своего предводителя, что не могло не увеличивать его власть и роль в обществе. Накануне переселения на территорию империи вестготы, как мы видели, раскололись на несколько групп, причем их глава Атанарих, которого позже вестготы считали своим первым государем, оказался в меньшинстве. А на территорию империи тот же Атанарих был тоже вынужден перейти, будучи изгнанным своими же приближенными. Да и Фритигерн, возглавлявший вестготскую армию в битве при Адрианополе, накануне этой битвы жаловался императору Валенту, что не может справиться со своим народом. На этом начальном этапе своего переселения вестготы были разделены на ряд группировок со своими вождями. Большая часть их объединилась под властью Алариха. Свидетельством резко усилившейся власти Алариха были его пышные похороны, когда в могилу на дне реки было опущено не только тело покойного предводителя, но и его сокровища. Атанарих, как уже говорилось, сам решительно отказывался от королевского титула, считая себя только «судьей». По отношению к Алариху греческие и римские писатели использовали различные термины, обозначающие его власть, причем королем его называли западные авторы, не очень-то хорошо знавшие истинное положение вещей. Начиная с Атаульфа вестготских предводителей называют только королями. Вероятно, как уже говорилось, в 413-414 гг. оформилась вестготская монархия. И свадьба Атаульфа с Галлой Плацидией в новогодний день 415 г. стала недвусмысленным знаком нового положения готского [278] предводителя. Недаром тот же Атаульф сравнивал себя с Августом, явно считая себя таким же основателем новой империи, каким был в свое время Август. И позже при всех сменах королей о расколе вестготов на отдельные не связанные (или мало связанные) друг с другом этнические группы речи уже нет. Раздоры, иногда кровавые, проходили уже внутри вестготского народа или, что гораздо чаще, его аристократической верхушки.
С другой стороны, состояние почти постоянных передвижений всего народа не давало возможности ограничить военную силу вестготов только королевской дружиной или дружинами аристократов. В военных действиях явно должны были принимать участие все боеспособные вестготы. Это позволяло основной массе вестготского населения продолжать в той или иной степени участвовать и в политической жизни общества. Так, еще в середине V в. на собрании вестготы приняли решение о мире с империей. Однако это участие все более сокращалось. По свидетельству Аполлинария Сидония, король уже советовался преимущественно лишь со знатью: consilium seniorum. О том же сообщает Клавдиан, говоря о приказе короля посоветоваться с «отцами», составлявшими курию (Getarum curia).
Вскоре после поселения в Аквитании Валлия умер. Ему наследовал Теодорих (может быть, правильнее — Теодорид). Каким образом он пришел к власти, точно не известно. Иордан просто говорит, что Теодорих (Теодорид) наследовал Валлии в королевской власти (successit in regno). Его сын, если верить Аполлинарию Сидонию, называл Алариха, взявшего Рим, своим дедом (noster avus). Иногда думают, что эти слова, вложенные поэтом в уста Теодориха II, являются поэтической вольностью. Но трудно себе представить, чтобы поэт, живший под властью вестготских королей, исказил смысл высказываний этих государей. Известно, что в 402 г. жена и дети Алариха попали в плен к римлянам. Были ли у него еще дети, мы не знаем. Возможно, что Теодорих I был зятем Алариха, но не исключено, что и сыном, хотя, когда он родился, неизвестно. Сам Аларих мог родиться, как считают некоторые ученые, около 360 г. Поэтому сам факт существования у него взрослого сына в 418 г. не был бы странным. Когда в 451 г. Теодорих погиб на Каталаунских полях, то, по словам Иордана, он был уже весьма старым (maturae senectutis). Но даже если новый король был не сыном, а зятем Алариха, важно то, что он (в этом случае через свою жену) принадлежал к роду Балтов. Сигерих явно Балтом не был. О роде Валлии ничего не известно. Судя по тому, что Теодорих совершенно спокойно наследовал ему, а сам Валлия умер своей смертью, можно предположить, что они были какими-то родственниками. Думается, что Валлия [279] тоже был Балтом. Если это так, то после очень кратковременного перерыва во время правления Сигериха королевское достоинство вновь возвращается к роду Балтов. Более того, как кажется, не будет слишком смелым предположение, что убийство Сигериха являлось реакцией Балтов на попытку захватить власть представителем иного и к тому же враждебного рода.
Выполняя условия договора с империей, вестготы в 422 г. помогли римскому полководцу Кастину в войне с вандалами в Испании, разделив с ним горечь поражения. Но уже в 425 г. вестготы попытались захватить Арелат, который, несмотря на общий упадок городской жизни, оставался очень важным торговым центром, связывающим Галлию не только с Испанией, но и с Африкой и даже с Востоком. И только приближение основного римского войска во главе с Аэцием заставило Теодориха отойти от города. Таким образом, вестготы снова оказались в состоянии открытой войны с империей. И эта война завершилась в 428 г. заключением мира под давлением Аэция. И позже вестготы выступали против римлян. Означает ли это, что договор, согласно которому вестготы были признаны федератами, более уже не существовал? Вполне возможно. Можно вспомнить, что в 408 г., после гибели Стилихона, Аларих возобновил войну с римлянами. Исидор Севильский говорит, что Теодорих, наследуя Валлии, был недоволен миром с римлянами и отверг заключенный договор. Поскольку известно, что договор и позже был действенен, можно считать, что Констанций заключил новый договор с вестготами, на этот раз с Теодорихом. Возможно, для германцев договор оставался в силе до смерти одного из партнеров. В таком случае смерть Гонория (а Констанций явно заключал договор от имени императора), как полагал вестготский король, освобождала его от обязательств по отношению к империи. В это время в Западной Римской империи царила политическая анархия. Ставший после смерти Гонория императором Иоанн не был признан восточным императором Феодосием II и вскоре был свергнут восточноримскими войсками, посадившими на западный трон малолетнего сына Галлы Плацидии Валентиниана III, регентство при котором было поручено его матери. Теодорих вполне мог воспользоваться этими внутренними раздорами, чтобы увеличить вестготские владения, а главное — добиться выхода к Средиземному морю и его экономическим возможностям. В таком случае предлогом могло быть непризнание либо Иоанна, либо, скорее, Валентиниана законным императором. Но слова Аполлинария Сидония о заключении Теодорихом и Аэцием мира, вероятно, говорят все же о равноправии сторон. Поэтому вполне возможно предположение, что федератных отношений уже не существовало. [280]
В 439 г. римляне в союзе с гуннами сами напали на вестготов. Повидимому, это было ответом на недавнее нападение готов на некоторые римские города, соседние с их владениями. Иордан, рассказывая о римском нападении, говорит о нарушении мира {расе rupta), а описывая последующие события и восстановление мира (расе), отмечает восстановление прежнего соглашения (in pristina concordia redierunt) и договора (foedus). Возникает естественный вопрос, о каком договоре идет речь, — о договоре Констанция или Аэция. Само по себе слово foedus не обязательно подразумевает наличие именно федератов. Это слово часто употреблялось еще в республиканские времена для обозначения практически любого договора как с равноправными союзниками, так и с фактически подчиненными общинами и племенами, скрывая подлинное подчинение последних Риму. Приблизительно десятью годами раньше вестготы участвовали в войне в Африке, и биограф Августина, рассказывающий об этих событиях, говорит о готах как о войске федератов (cum Gotkorum foederatorum exercitu). Это было уже после заключения мира между Теодорихом и Аэцием. Высказывается мнение, что автор в данном случае использовал слово foederati в другом смысле, чем раньше. Действительно, в Африке вполне могли не знать о реальном положении дел в Галлии. Поэтому на основании только этого упоминания делать выводы о юридическом положении Вестготского королевства в Западной Римской империи на рубеже 20-30-х гг. V в. едва ли возможно.
Обратимся к более поздним событиям. Когда в 451 г. гунны, предводительствуемые Аттилой, вторглись в Галлию и над Западной Римской империей нависла серьезнейшая опасность, Аэций был вынужден собрать против них все свои силы. Значительную часть римской армии составляли различные варварские войска, подчиняющиеся Аэцию и набранные им. Совершенно другим было положение вестготов. Еще до битвы, если верить Иордану, император Валентиниан направил вестготскому королю письмо, в котором убеждал (а не приказывал, как можно было бы ожидать) вестготов помочь римлянам. Он писал, что вестготы являются «членами государства» (rei publicae... membrum), но в то же время указывал, что само это членство определяется союзом, используя, однако, при этом термин не foedus, а societas. Это слово, собственно, означает «товарищество», «объединение ради общей пользы» и в принципе подразумевает равноправие сторон. Это равноправие наглядно проявилось в битве на Каталаунских полях, где вестготы во главе с Теодорихом занимали правое крыло, а римляне (фактически сборное варварское войско) под командованием Аэция — левое. Из описания Иордана создается впечатление, что римская армия состояла из трех равноправных «корпусов»: собственно римского, [281] вестготского и аланского, который из опасения перед его возможной изменой был помещен в центре между войсками Аэция и Теодориха. В Хронике Проспера Тирона о врагах Аттилы в этой битве говорится как о «наших», то есть римлянах, и готах (et nostris et Gothis). А после сражения Аэций стал убеждать нового готского короля Торисмунда вернуться на свои места (ad sedes proprias). И это был, по словам Иордана, «совет» (consilium), а не приказ. Одним словом, в 451 г. готы предстают уже никак не связанные с Римской империей какими-либо обязательствами, в том числе военной службой, так что их в это время уже явно нельзя считать федератами. Наконец, известно, и об этом будет подробнее говориться дальше, что во времена Теодориха I появились первые вестготские законы, и исследователи полагают, что это тоже является доказательством полной самостоятельности Вестготского королевства.
В битве на Каталаунских полях пал вестготский король Теодорих. Когда готы узнали об этом, они торжественно похоронили его и, гремя оружием, передали королевскую власть (regiam deferunt maiestatem) его старшему сыну Горисмунду Еще Цезарь писал, что галлы стуком оружия выражают свое согласие с оратором. Тот же обычай зафиксирован Тацитом и для германцев. Причем все это происходило обычно на народном собрании или другом подобном сборище вооруженных мужчин. Поэтому надо думать, что и в данном случае были собраны воины для решения вопроса о власти. Однако дело обстояло не так просто. Аэций, убеждая Торисмунда возвратиться в свое королевство, говорит, что тот должен вернуться, чтобы овладеть королевской властью, которую ему оставил отец (regnum, quod pater reliquerat, arriperet), дабы его братья, оставленные отцом дома, не захватили отцовские сокровища, не проникли в королевство (или, лучше, в королевскую власть) вестготов (пе... Vesegotharum regno pervaderent) и в результате не пришлось бы Торисмунду воевать со своими (cum suis... pugnaret). И Торисмунд совершенно серьезно воспринял этот совет и эти предостережения Аэция. Следовательно, слова римского полководца были основаны на знании реального положения в Вестготском королевстве. Далее Иордан рассказывает, что Торисмунд, облеченный королевским величием (regia maiestate subvectus), вступил в Толозу и его при этом приветствовала толпа братьев и могучих, то есть явно знатных, (fratrum et fortium turba gauderet), и ни у кого не возникло мысли начать борьбу за наследование (de regni sucessione certamen).
Из этого пассажа видно, что король уже может оставить свою власть сыну, но юридически это должно быть оформлено волеизъявлением вооруженного народа. Такое волеизъявление считалось достаточным [282] для утверждения в королевском достоинстве (maiestas regia), так что Торисмунд вступал в свою столицу уже законным королем. Но эта юридическая видимость могла и не соответствовать фактической действительности. При этом главным казалось овладение королевскими сокровищами (opibus). Вероятно, завладение имуществом давало возможность каким-то образом противостоять избранному королю (то ли набрать на эти деньги свою дружину, которая приведет его к власти, то ли, получив возможность подкупить тот же народ, добиться изменения его решения). Но такую возможность могли использовать только братья нового короля. Следовательно, королевская власть уже закрепилась за определенной семьей. Видимо, в этой семье наследование во многом определялось старшинством, поскольку Проспер Тирон говорит, что Торисмунд наследовал своему отцу, будучи старшим (maximus natu) из братьев. Отправляясь на войну с гуннами, Теодорих увел с собой бесчисленное количество готских воинов (innumerabilis multitudo). Конечно же, это была не дружина, а все вестготское войско. Но кто же тогда те fortes, которые вместе с братьями приветствовали в Толозе Торисмунда? В том же рассказе о решении Теодориха отправиться на войну с гуннами Иордан говорит, что это решение вождя приветствовали комиты (adclamant comites) и за ними следовал народ (sequitur vulgus), из чего можно сделать вывод, что в вестготском обществе уже выделяются три инстанции: вождь, то есть король, ибо различия между ними уже не существовало, и из текста видно, что dux'ом был сам Теодорих, комиты, или графы, и простой народ. То, что Иордан употребляет термин vulgus, а не populus или хотя бы plebs, говорит о явном противопоставлении этой группы населения comites. При этом comites криком одобряют (adclamant) принятое решение, как некогда это делало все народное собрание, а vulgus только следует за этим решением. Видимо, fortes и comites — одни и те же люди. Вероятно, отправляясь на войну, и притом такую опасную, как война с непобедимым до того времени Аттилой, Теодорих оставлял в столице для управления государством не только своих сыновей, но и часть комитов.
Обратимся к более поздним событиям. Торисмунд занял довольно жесткую антиримскую позицию. Недаром Аполлинарий Сидоний называл его самым безумным (или необузданным) королем Готии (regem Gothiae ferocissimum). Полагают, что именно это обстоятельство вызвало противодействие его братьев, занимавших иную позицию по отношению и к империи, и к римскому населению своего королевства. Но не исключено и простое соперничество между братьями. Видимо, Аэций знал, о чем говорил, когда убеждал Торисмунда немедленно вернуться в Толозу, да и сам Торисмунд не питал иллюзий по поводу своих братьев. [283] Характерно в этом отношении замечание Иордана, что начало правления Торисмунда было настолько умеренным (moderatus est), что никто и мысли не имел начать борьбу за наследование. Борьбу за наследование (de regnisucessione certamen) могли вести только его братья. Об изменении политики Торисмунда Иордан дальше не говорит, но подобное изменение ясно вытекает из только что приведенных слов историка. Но связано ли это изменение с отношениями к Риму и римлянам, неясно. Отказ от «умеренности» мог подразумевать и отношения с теми же братьями. Во всяком случае, уже в 453 г., всего через два года после воцарения Торисмунда, братья выступили против него, обосновывая свое выступление преступными распоряжениями (noxiis dispositionibus) короля. По рассказу Иордана, Торисмунд был убит заговорщиками во время болезни при содействии его клиента Аскалька. После смерти Торисмунда ему наследовал (Vesegotharum in regno succedens) его брат Теодорих (или Теодорид) II. Ни Иордан, ни Проспер Тирон, ни автор Галльской хроники, упоминая об этих событиях, не говорят об оформлении перехода власти от Торисмунда к Теодориху. Только Аполлинарий Сидоний отмечает, что Теодорих был на этом месте утвержден (confirmatur). Как понимать это выражение современника и сторонника нового короля, вопрос спорный. Может быть, как и в случае с его братом, речь идет о формальном подтверждении королевского достоинства Теодориха II народным собранием или советом знати.
Если Торисмунд вел антиримскую политику, то Теодорих II явно ее изменил. Аполлинарий Сидоний называет этого короля «украшением готов, опорой римлян, спасением народа (gentis)». Возможно, что Теодорих II восстановил федератные отношения с империей, и доказательством этому может быть посылка им вестготской армии во главе со своим братом Фредериком в Испанию против багаудов по римскому поручению. Идаций употребляет при этом выражение ex auctoritate Romana. Само это выражение бесспорно говорит о выполнении вестготами, если можно так выразиться, римского задания. Хотя не исключено, что это могло быть не столько поручение правительства, сколько вызов испано-римских магнатов. Когда в 455 г., после вандальского разгрома Рима, был убит император Петроний Максим, Теодорих сделал ставку на галло-римского магната Авита, которого он сам хорошо знал. В свое время Авит много сделал для сближения готов и римлян и много времени провел при дворе Теодориха I, будучи даже одно время учителем будущего вестготского короля. Выдвигая Авита, Теодорих II, если верить Аполлинарию Сидонию, заявил, что он, Теодорих, будет другом Рима, если Авит будет вождем, и воином, если тот будет государем. Если следовать логике этого заявления, то до воцарения Авита [284] вестготский король себя воином и, следовательно, федератом империи не признавал. При активной поддержке вестготов Авит стал императором, но не был признан восточным императором Маврикием и враждебно встречен италийской знатью, соперничающей с галльской. Этим воспользовался варварский командир Рицимер, свергнувший уже в 456 г. Авита и провозгласивший императором Майориана. С этого времени вплоть до своей смерти Рицимер стал фактическим распорядителем трона Западной Римской империи.
Если Теодорих II признал себя и свой народ федератами империи при Авите или еще раньше, то со свержением своего ставленника он явно эти отношения разорвал. Он продолжал воевать в Испании против свевов, но делал это уже не по римскому поручению, а ради утверждения своей власти. Так же воевал он и в Галлии, стремясь расширить свои владения. По словам Иордана, Теодорих II умер своей смертью, но ему с жадной поспешностью (praecupidafestinatione) наследовал его брат Эйрих, что и вызвало прискорбное подозрение (scaeva suspicio). О том, что это подозрение было все же не напрасным, ясно говорит Исидор, утверждая, что Эйрих пришел к власти в результате такого же преступления, что и его брат (pari scelere, quo frater, succedit in regnum), то есть братоубийства. Указание Иордана на жадную поспешность можно понимать как отказ от прежних формальностей при взятии власти. Правление Эйриха следует считать завершением процесса формирования вестготской монархии.
Продолжая политику своих предшественников, Эйрих много воевал, расширяя подвластную ему территорию в различных направлениях. В конце концов под его властью оказалась вся Южная Галлия к югу от Лигера (Луары), кроме территории Бургундского королевства, и больщая часть Испании, где лишь на северо-западе еще оставалось Королевство свевов, да и самая южная часть страны, как кажется, еще тоже практически оставалась вне сферы вестготского владычества. В 475 г. предпоследний император Западной Римской империи Непот признал суверенитет Эйриха над всеми этими землями. Вестготское Королевство стало самым сильным и значительным варварским государством того времени. Эйрих умер собственной смертью в 485 г., и ему без всяких осложнений наследовал его сын Аларих II.
Важнейшим явлением внутренней политики Эйриха стало принятие им первого кодекса вестготских законов. Это не значит, что до этого у вестготов не было писаных законов. Сам Эйрих ссылается на законы и своего отца, и своих предшественников. Значение кодекса Эйриха заключается прежде всего в систематизации вестготского права. Думается, что большинство законов было принято все же во времена самого Эйриха, ибо в тексте кодекса редки ссылки на предшествующие [285] законы. Видимо, те законы, в которых таких ссылок нет, в том виде, в каком они сформулированы в кодексе, были зафиксированы именно при Эйрихе. К сожалению, от этого кодекса до нас дошли только отрывки, так что говорить о соотношении законов Эйриха и его предшественников невозможно. В научной литературе отмечалась довольно сильная романизация вестготского права, как она засвидетельствована в этих законах. На этом основании была высказана мысль, что они относились не только к готам, но и к римлянам, жившим на территории их королевства. Однако правы все же те исследователи, которые считают, что законы Эйриха и его предшественников относились только к готам и взаимоотношениям готов и римлян, в то время как отношения внутри галло-римского, а затем и испано-римского общества регулировались римскими законами. Явно же ощущаемая романизация вестготских законов объясняется сильным влиянием римского права, обусловленным, с одной стороны, долгими контактами вестготов с Римом, а с другой — социальной эволюцией вестготов, приблизивших их к отношениям римского общества.
Как уже говорилось, Атаульф в свое время сетовал на отсутствие законов у вестготов. Пока вестготы являлись «блуждающей армией», у них не было необходимости в создании писаных законов, ибо все регулировалось обычным правом. Прочное оседание в Юго-Западной Галлии потребовало и изменений в юридическом плане. Оседание на новой земле, которая уже была населена другими людьми, потребовало юридического закрепления новых отношений и регулирования отношений между властителями и подчиненными. Территория, занятая вестготами, оставалась частью империи, и, естественно, на нее распространялось римское законодательство. Оно далеко не в полной мере отвечало особенностям варварского общества, но, видимо, все же должно было, хотя бы внешне, уважаться, пока вестготы считались федератами империи. Вероятно, разрыв старого договора и дал возможность вестготскому королю приступить к разработке собственного законодательства.
Первым вестготским королем, о котором известно, что он издавал законы, был Теодорих I. Время издания законов Теодориха неизвестно. Как уже говорилось, этот король мог счесть себя полностью независимым после смерти Гонория в 423 г. Эйрих, упоминая закон своего отца, говорит о невозобновлении спорных дел, не урегулированных в течение 30 лет. Если это была норма закона Теодориха I, то начинать отсчет, видимо, надо либо с поселения вестготов в Аквитании, либо с прихода к власти Теодориха. Это дает нам 448 или 449 г. Как кажется, приблизительно к этому времени и может относиться введение первых вестготских писаных законов. [286]
Создание кодекса Эйриха стало очень важным шагом в развитии вестготского права. Впервые изданные ранее и самим Эйрихом законы были объединены в единый документ, насчитывавший не менее 336 статей, а, вероятнее всего, еще больше. Для работы над кодексом явно были привлечены римские юристы или вообще образованные римляне. Хотя сам Эйрих был фанатичным арианином и занимал резкую антиримскую и антикатолическую позицию, он, будучи реальным политиком и понимая, что вовсе обойтись без образованных римлян невозможно, некоторых из них привлекал к себе. Одним из них был Леон, игравший очень большую роль при дворе Эйриха и выступавший порой советником короля в различных делах, в том числе юридических. Были и другие римские приближенные вестготского короля. Их он вполне мог привлечь к составлению кодекса. Полагают, что этот кодекс был создан на основе местного «вульгарного» римско-галльского права, во многих аспектах противоположного общеимперскому. Но думается, что гораздо большую роль играло фиксирование отношений внутри вестготского общества и взаимоотношений его и римского, хотя некоторые нормы, укоренившиеся в Галлии, могли быть приняты во внимание, особенно в тех разделах, где речь шла о спорах между готами и римлянами.
Время издания этого кодекса неизвестно. В 469 или 470 г. Аполлинарий Сидоний упоминает только законы Теодориха. В 485 г. Эйрих умер, так что остается довольно длительный промежуток между 469 и 485 гг. Естественно, что работа над кодексом не могла быть слишком быстрой. Поэтому полагают, что издан был кодекс Эйриха около 475 г. В тексте некоторых законов упоминается пятидесятилетний срок решения некоторых споров между готами и римлянами. Это вполне может соответствовать середине 420-х гг., когда вестготы разорвали старый договор с империей и стали совершенно самостоятельными.
Законы и Теодориха, и Эйриха относились только к вестготам. Местное римское население должно было подчиняться старым римским законам. Но взаимоотношения между двумя народами, естественно, регулировались законами вестготского короля. Именно эти два юридических поля и были темами вестготских законов.
Заключая в 418 г. договор с вестготским королем, Констанций выделил им земли ad habitandum. Это выражение очень важно. В юридическом плане «поселение» вестготов восходит к ius habitationi, то есть к праву проживать в чужом доме или его части. Согласно классическому римскому праву такое «проживание» имеет характер узуфрукта, когда узуфрукутарий, не приобретая в полную собственность чужое имущество, может пользоваться им и извлекать из него доходы. [287]
Другой юридический источник поселения вестготов, хотя и связанный с первым, — институт hospitium militare. Он восходит еще к республиканской эпохе: если войска по каким-либо причинам не имели возможности разместиться в лагерях либо казармах, воины могли располагаться в домах жителей. Так, в 49 г. до н. э. воины Туземного легиона были приняты жителями Гиспалиса in hospitio. В Поздней империи было установлено, что частные жители должны отдавать своим «гостям» треть своего дома, а если те имели сенаторский ранг illustres, то и половину. Правда, при этом воины не имели права требовать ни услуг, ни передачи им людей либо животных. Практика подобного «гостеприимства» требовала от хозяев довольно значительных расходов. Биограф Александра Севера специально отмечает, что тот возмещал расходы жителей на содержание больных и раненых воинов. Когда после военных реформ Диоклециана и Константина были созданы специальные войска, располагавшиеся внутри империи и в случае необходимости передвигавшиеся по ее территории, практика hospitium militare еще более расширилась. В состав таких войск включали и варварские auxilia, официально считавшиеся вспомогательными частями, что могло становиться юридической базой их размещения в качестве hospites.
Именно на таких юридических основаниях были размещены вестготы в Аквитании. Будучи, согласно договорам с Констанцием, федератами, они считались воинами империи, а воины имели ряд привилегий, в том числе и освобождение от различных общественных обязанностей, податей и налогов. За ними была оставлена одна обязанность — воевать с врагами империи. Обеспечением их существования должна была стать земля, которую им выделили. Но так как свободной земли в Аквитании фактически не было, взять ее можно было только у местных землевладельцев. Юридическим основанием такого изъятия земли могло быть положение о предоставлении «гостям» трети дома, при этом под домом понималось все имение хозяина. Однако вестготы не ограничились третью, а овладели, как полагает большинство историков и историков права, двумя третями обрабатываемой земли и половиной лесов и выпасов. Под давлением римской власти, заинтересованной в поселении здесь вестготов, и из-за страха перед багаудами местные землевладельцы были вынуждены согласиться с этим. В связи с этим возникает много вопросов.
Численность вестготов была сравнительно небольшой. Полагают, что она едва ли превышала 100 тысяч человек, включая женщин и детей, что составляло приблизительно 2-3% населения Юго-Западной Галлии. После того как при Эйрихе Вестготское королевство заняло [288] обширные пространства от океана до Альп и от Луары до Гибралтара (по крайней мере, теоретически), доля вестготов в составе населения государства еще более уменьшилась. Но это сравнительно небольшое количество людей занимало господствующее положение в государстве, и одной из задач королей было обеспечить это господство.
Как расселились сами вестготы на этом огромном пространстве, точно не известно. Археологи отмечают парадоксальное явление: народ, живший в Галлии в течение почти 90 лет, оставил очень мало осязаемых следов. Конечно, будущие исследования дадут много нового, но пока надо констатировать, что редкие археологические свидетельства присутствия вестготов концентрируются в средней части долины Гарумны (Гаронны). Вероятно, это и был район более или менее компактного расселения вестготов в Галлии. Вне этого района сохранялась в почти полной неприкосновенности прежняя жизнь. Сохранялись старые обширные виллы, как, например, вилла Шираган с территорией более 16 га и населением в 1000 человек. Здесь полностью сохранялись старые социальные порядки. Различия по отношению к прежнему времени в основном сводились к уплате галло-римским населением налогов не императору, а варварскому королю. И жившие там люди продолжали чувствовать себя римлянами. И еще много позже, когда вестготы были уже вытеснены за Пиренеи и эти земли были подчинены франкам, территория Франкского королевства к югу от Луары долго называлась Романией. Произошло ли здесь разделение земель и вилл между римлянами и вестготами? Ответить на это вопрос трудно из-за нехватки материала. Однако априорно можно полагать, что нет, не произошло: если вестготы не жили в этом регионе, то, спрашивается, зачем им иметь там земли для поселения? Вполне возможно, что они ограничились лишь сбором налогов, хотя не исключено, что вестготы претендовали на две трети доходов этих вилл и мелких крестьянских участков. В отдельных случаях и на этой территории вестготские короли могли конфисковывать земельные владения конкретных аристократов. Так потерял свои земли (или, по крайней мере, их значительную часть) Аполлинарий Сидоний, но причиной этого было не расселение в его владениях готов, а политическая позиция поэта и епископа, в какой-то момент враждебная Эйриху.
На территории более или менее компактного расселения вестготов положение явно было иным. Археологические следы вестготского присутствия обнаружены именно в виллах, так что можно уверенно говорить, что варвары реально заняли две трети земель и строений вилл в этом регионе, пользуясь одновременно половиной лесов и выпасов. Теоретически такое разделение земель, угодий, домов, рабов должно было [289] относиться к самому началу поселения вестготов в Аквитании. В одном из законов Эйриха говорится о 50 годах нерушимого владения и готов и римлян своими имениями. Если считать, что этот кодекс был издан в 475 г., то срок нерушимости отсчитывается от 425 г., то есть опять же от времени приобретения вестготами полного суверенитета. Правда, если полагать, что Эйрих подразумевал начало своего царствования, то мы получаем 418 г., год поселения вестготов в Аквитании. Окончательно решить эту проблему пока невозможно. С другой стороны, еще в одном из законов упоминаются готы, вступающие в имения римлян в качестве госпитов (гостей), и это тогда, когда хорошо видны границы имений. Можно предположить, что в 418 г. на территории вестготского поселения варвары вступили в имения римлян в качестве госпитов и на этом основании стали пользоваться двумя третями (а может быть, пока только одной третью, как и было положено по римским законам) имущества прежних владельцев. А после юридического разрыва с империей вестготы произвели новый передел земель и имущества, включая рабов, после чего новое устройство стало нерушимым.
В Вестготском королевстве два общества — римское и вестготское — существовали раздельно. В первую очередь их разделял религиозный барьер. Римляне были католиками, а вестготы — арианами. Арианство воспринималось как «готская вера», а католичество — как «римская». Вестготские короли даже всячески затрудняли переход из католичества в арианство, стремясь и в этом плане отделить господствующее вестготское меньшинство от возможного растворения в подчиненном римском большинстве. Этому способствовало и запрещение смешанных браков. Само по себе это запрещение было римским установлением, каковым императоры пытались не допустить излишней варваризации империи. Это положение теперь использовали вестготские короли для сохранения вестготского народа. Хотя вестготские короли уже считали себя полностью независимыми от империи, они сохраняли в неприкосновенности римские законы, которые продолжали действовать для римского населения. В 506 г. сын Эйриха Аларих II ввел в действие свой свод законов для римского населения королевства. С этого времени в Вестготском королевстве официально существуют два кодекса: Эйриха — для вестготов и Алариха — для римлян. При этом в своих отношениях с вестготами римляне должны были руководствоваться кодексом Эйриха.
В эту эпоху начинает формироваться вестготский государственный аппарат. Во главе государства, естественно, стоял король. Он издавал законы, командовал войсками и осуществлял общее руководство. Командование отдельными армиями он мог передавать и другим лицам. [290] Так, против багаудов воевал брат короля Фредерих. При короле состояли комиты, или графы. Они, например, присутствовали при ответе Теодориха I послам римского императора, одобрив при этом ответ. «Сильные», то есть, вероятнее всего, те же графы, как уже говорилось, приветствовали его преемника при вступлении в Тулузу. Они составляли королевский совет, переняв те функции, которые ранее принадлежали всему народу.
В кодексе Эйриха упоминается граф общины (comitem civitatis). Наряду с ним упоминаются также милленарий (millenarius) и судья (iudex). Все они выполняют одну и ту же судейскую обязанность: на их суд отдают сыновья обвинение против матери, если та из-за ненависти или небрежения разоряла ту часть имущества детей, которую она приняла как узуфрукт. Мы уже видели, что термин iudex применялся, вероятно, к тем готским правителям, которые не имели королевского титула и, по готским понятиям, не могли на него претендовать. Были ли судьи времени Эйриха наследниками этих готских «магистратов», или же эта должность была вестготами заимствована из римской юстиции? Ответить на этот вопрос пока невозможно, хотя вероятнее все же последнее. Упоминания судей относительно часты в кодексе Эйриха, что говорит о попытке королевской власти ввести спорные дела в более определенные и четкие юридические рамки. Что же касается милленариев, то это была ранее чисто военная должность. В готском войске они командовали тысячей воинов. До принятия в той или иной степени римского строения армии войско готов делилось по десяткам, сотням, пятисотням и тысячам. Во главе последней единицы и стоял «тысячник» — милленарий, тиуфад. С оседанием вестготов на землю значение военного командования, по-видимому, уменьшилось, и милленарий получает и гражданские функции. Насколько эти полномочия были шире судейства по имущественным вопросам, мы не знаем, так как сохранилась лишь относительно незначительная часть кодекса Эйриха. Можно только предполагать, что спорами детей с матерью эти полномочия не ограничивались.
Выражение comes civitatis предполагает, что эти должностные лица назначались из тех comites, которые окружали короля. В римской Галлии civitates являлись не городами, а низшими административными единицами, созданными на основе прежних племен. После кризиса III в. значение общин еще более выросло за счет городов. Вероятнее всего, вестготы, не изменяя принятого административного деления, во главе общин поставили своих графов. Упоминание в одном ряду этих графов, милленариев и судей говорит о нерасчлененности судебных полномочий между различными вестготскими должностными лицами [291] и об еще сравнительной слабости государственного аппарата. Среди судей упоминаются местные судьи (locorum iudices). Они разбирают споры между продавцом и покупателем. В статье ничего не говорится об их избрании по согласию сторон, так что ясно, что это — независимые от тяжущихся сторон лица, скорее всего — государственные чиновники. Введение судий свидетельствует о попытках властей все же довести полномочия государственной власти до самого нижнего уровня общества.
В законах неоднократно упоминаются различные штрафы, которые должны платить свободные вестготы (ingenui) за те или иные проступки. Эти штрафы были одним из главных источников пополнения королевской казны. В одном законе, сохранившемся от времени Эйриха, говорится о фиске. Это свидетельствует о существовании государственной казны, отделенной от личного имущества короля. Определение штрафов в денежной форме говорит о распространении денежного хозяйства в вестготском обществе. Об этом же говорят и статьи о ростовщичестве и о залоге под проценты. Наличие таких статей свидетельствует об имущественном расслоении среди вестготов. Королевская власть устанавливает предельный ростовщический процент приблизительно в 12,5%, или солид на восемь, взятых в долг. Это — довольно высокий процент. Но он практически соответствовал римской практике того времени; только в следующем веке Юстиниан снизил ростовщический процент наполовину, доведя его до 6%. Так что можно считать, что закон в данном случае зафиксировал практику, какую вестготы застали при своем поселении в Галлии и заимствовали сами.
Вестготское общество накануне переселения вестготов в Испанию было уже довольно развитым. Это был не союз племен, а полноценное государство во главе с королями из рода Балтов. Уже формируется государственный аппарат, на который довольно значительное влияние оказали римские порядки. В этом государстве существуют два кодекса законов, действенных для двух его составляющих частей: кодекс Эйриха для вестготов и отношений между ними и римлянами и кодекс Алариха для римлян. Последний с небольшими изменениями воспроизводил и упорядочивал существующее римское право. Вестготы не вмешивались в хозяйственную жизнь римского населения своего государства, а их собственная экономика все более приближалась к римской и по способам хозяйствования, и по своему товарно-денежному характеру. В вестготском обществе, наряду с существованием и, пожалуй, даже увеличением рабства, сохранялись и развивались патроноклиентские отношения, но они не распространялись на производственную сферу. Ни о каком равенстве между вестготами говорить уже не [292] приходится. Старые племенные институты вроде народного собрания, если еще формально и существовали, то значительной роли уже не играли. Можно говорить, что в социальном, экономическом и в меньшей степени политическом плане вестготское общество сближается с римским. Но политическое господство вестготов, различия в религии и языке, запрещение смешанных браков, наличие двух правовых систем — все это резко разделяло вестготов и римлян.
Текст воспроизведен по изданию: Античные и средневековые источники по истории Испании. СПб. СПбГУ. 2006
© текст - Циркин Ю. Б. 2006РАННЕСРЕДНЕВЕКОВАЯ ИСПАНИЯ
Свевское королевство
Варвары, вторгшиеся в Испанию, сначала представляли собой союз племен, ведущую роль в котором играли вандалы. Но через три года, в 411 г., союз распался и отдельные народы, в него входившие, разделили между собой по жребию провинции страны. При этом был заключен мир. Возможно, он был оформлен особым договором (foedus), и варвары, теперь уже на правах федератов, заняли соответствующие территории. Свевы поселились в западной части Галлеции по соседству с вандалами-асдингами. Вскоре занятие Юго-Западной Галлии вестготами окончательно отрезало поселившихся на Пиренейском полуострове варваров от Германии и других мест первоначального расселения, в результате чего они, потеряв надежду вернуться в случае неблагоприятного поворота событий, сконцентрировали все свое внимание на Испании. А это вскоре привело к тому, что прежние союзники превратились в соперников. Начались столкновения и настоящие войны между свевами и вандалами, в которые вмешались римляне. Когда же вандалы и объединившиеся с ними остатки аланов ушли из Испании в Африку (429 г.), свевы на некоторое время остались единственными представителями варварского мира на Пиренейском полуострове и основной областью их господства стала вся Галлеция.
Когда варвары появились из-за Пиренеев, низы испано-римского населения приветствовали их, видя в них спасителей от тяжелого гнета римских властей и налогов, но очень скоро грабежи и разорения, сопровождавшие завоевания, подняли местных жителей против завоевателей. Центрами сопротивления стали города и укрепленные кастеллы. Римские власти были уже не в состоянии эффективно вмешиваться в события, и в этих условиях в ряде мест возрождаются местные доримские формы жизни, старые, давно уже покинутые Castros вновь [293] заселяются и становятся очагами сопротивления свевам. Ожесточенная борьба между свевами и испано-римлянами, точнее — галлеко-римлянами, продолжалась несколько десятилетий, время от времени прерываемая заключением мирных договоров, очень быстро нарушаемых. В конечном счете большинство населения в сфере действий свевов подчинилось им, хотя какая-то часть Галлеции и сохранила независимость.
Упорная борьба с галлеко-римлянами и почти постоянная военная экспансия за пределы Галлеции с целью подчинения чуть ли не всего полуострова была одной стороной свевской истории в V в. Другой, не менее важной, стороной стала трансформация самого свевского общества, а также взаимоотношения завоевателей и завоеванных уже в условиях мира.
Королем свевов при их вторжении в Испанию был Гермерих, который в течение 32 лет правил свевами в Испании. Насколько задолго до вторжения за Пиренеи он стал свевским королем, неизвестно. Королевский титул не означает, что он был подлинным монархом. Сначала он явно был лишь военным вождем, и, может быть, даже не единственным. Во всяком случае, в то время как он воевал с галлеко-римлянами, с вандалами на юге Испании схватился некий Гермигарий, действовавший, по-видимому, совершенно независимо. Впрочем, о нем больше ничего не слышно. В обстановке почти беспрерывных войн королевская власть усиливается и уже при жизни Гермериха явно становится подлинно монархической.
В 438 г. Гермерих, уже давно болевший, сделал своим соправителем, дав ему титул короля, своего сына Рехилу. А через три года, в 441 г., Гермерих умер и Рехила стал единственным королем свевов. Еще за два года до этого Рехила захватил Эмериту и практически сделал ее своей резиденцией. Там он и умер в 448 г., оставив трон своему сыну Рехиарию. У свевов явно утверждается наследственная монархия.
Рехиарий был христианином, и притом именно католиком, в то время как большинство варварских королей и народов, если были христианами, то арианами. Большинство же свевов, в том числе аристократов, еще оставались язычниками. Так, язычником был покойный отец Рехиария Рехила. По-видимому, это обстоятельство вызвало определенное сопротивление неких противников Рехиария его восшествию на трон. Но Рехиарий сумел справиться с этим сопротивлением. Принятие им католичества должно было облегчить его отношения с местным населением, которое в то время было почти полностью католическим. И действительно, в его правление не отмечено никаких столкновений между свевами и галлеко-римлянами. Это означает, что Рехиарий сумел установить какой-то modus vivendi с подчиненным населением Галлеции. [294]
Галлеция при Рехиарии вообще становится центральной базой Свевского королевства, а Бракара становится его столицей. Там создается монетный двор. Впрочем, сохраняются монетные дворы и в некоторых других городах, в том числе в Эмерите. Свевы начали чеканить свою монету еще при Гермерихе. Это была золотая и серебряная монета, и ее было относительно мало. Бронзовая монета, в основном обслуживающая экономические нужды населения, сохранялась от предшествующей эпохи. Но и ее было не так уж много. В условиях постоянных войн и грабежей торговые операции сводятся к минимуму, хозяйство резко натурализуется и большого количества денег не требуется. Чеканенные свевскими королями монеты имели не столько хозяйственное, сколько политическое значение: они утверждали королевский суверенитет. Впрочем, свевские монеты в то время практически копировали римские, на них изображался император. Поскольку свевская чеканка началась при императоре Гонории, тип монет именно этого императора, даже с его титулатурой, долго воспроизводился свевскими королями и после его смерти. Позже имитировались монеты последующих императоров. Это не означало, что свевы признавали власть Рима; просто они не знали другого типа столь уважаемой монеты. Рим еще оставался для них образцом для подражания. Рехиарий и в этой области попытался сделать шаг вперед. Он стал выпускать серебряную монету подражающую обычной римской времени Гонория, но поместил на реверсе надпись IUSSU RICHIARI REGES (по приказу короля Рехиария), а также крест в венке, свидетельствующий о принадлежности его к христанской вере, и буквы BR, указывающие на столичный монетный двор (или вообще столицу Бракару). Это было и утверждение своей независимости, и вызов империи, которая могла мириться с фактическим независимым положением свевов как федератов, но не с официальным полным суверенитетом.
Возможно, став католиком, Рехиарий стал рассматривать свое королевство как второе христианское государство, наравне с Римской империей, и уже поэтому совершенно от нее независимое. Это отразилось и на его внешней политике. Установив сосуществование с подчиненным населением Галлеции и, пожалуй, Лузитании, Рехиарий развернул наступление на испанские провинции, еще остававшиеся под римской властью. Одновременно он женился на дочери вестготского короля Теодориха (христианина, но арианина), что, по-видимому, привело или должно было привести, по мысли Рехиария, к созданию антиримской коалиции. Опираясь на уже захваченные территории, он вторгся в Тарраконскую Испанию, где выступил союзником багаудов — повстанцев, в то время боровшихся с крупными землевладельцами и с [295] защищавшими их римскими властями и войсками. Одновременно он сражался с васконами, жившими на севере страны и бывшими практически независимыми. Действия Рехиария были успешны. Время правления его и его отца было периодом наивысшего расцвета и территориального развития Свевского королевства. И Рим был вынужден признать значительную часть свевских завоеваний.
В 453 г. император Валентиниан III направил к свевам послами комита Испаний Мансуэта и комита Фронтона, которые заключили со свевским королем какой-то договор. В следующем году посольство во главе с Юстинианом было повторено и было заключено новое соглашение (или подтверждено старое). В результате этих переговоров свевы вернули римлянам Карфагенскую Испанию и отказались от притязаний на Тарраконскую, но зато императорское правительство, по-видимому, признало власть свевского короля над остальными завоеванными территориями, то есть Галлецией, Лузитанией и, может быть, Бетикой. Свевское королевство достигло своего наибольшего расширения.
Однако в 454-455 гг. в Римской империи произошли важные изменения. Валентиниан был убит, и императором стал Петроний Максим, но на следующий год он пал жертвой вандалов, которые захватили Рим и в течение двух недель подвергали город ужасающему разгрому. Хотя политического значения эта акция не имела, ибо двор и правительство находились в Равенне, психологический эффект ее был огромен; недаром слово «вандализм» после этого вошло во все языки мира как символ бессмысленного разрушения. Вскоре при активной поддержке вестготов императором был провозглашен галльский магнат Авит. Рехиарий, воспользовавшийся этой сумятицей и считавший, что убийство Валентиниана освободило его от обязательств перед империей, а римлянам к тому же будет не до далекой Испании, вторгся сначала в Карфагенскую Испанию, а затем и в Тарраконскую. В последней, правда, уже не было его союзников-багаудов, ибо по поручению римского правительства вестготы подавили это восстание. Но это не помешало свевам заняться грабежом. Авит попытался снова договориться со свевами. В 456 г. он направил к ним Фронтона, уже бывшего послом вместе с Мансуэтом, и, по-видимому, получил от них заверения, подкрепленные клятвами, о недопущении вторжений в Тарраконскую Испанию. Но свевы, решив, что обстановка им благоприятствует, тотчас после возвращения посольства вторглись в эту провинцию и разграбили ее.
Римское правительство не имело сил для борьбы со свевами. И оно обратилось к вестготам, которые уже помогли ему справиться с [296] багаудами. В это время вестготским королем был уже не тесть Рехиария Теодорих I, а Теодорих II. И он по поручению Авита в 456 г. вторгся в Испанию. В ожесточенном сражении свевы были разбиты, а сам Рехиарий бежал в Портукале (совр. Порту), но вскоре был захвачен в плен и убит. Вестготский король поставил правителем свевов своего клиента Агиульфа (или Агривульфа), так что со свевской независимостью на какой-то момент было покончено. Однако очень скоро Агривульф поднял мятеж против своего покровителя. Он был разгромлен, но Теодорих понял, что в тех условиях удержать свевов в подчинении будет очень трудно. И он предпочел восстановить Свевское королевство, но практически под своим протекторатом. С разрешения вестготского короля свевы избрали собственного государя, который, однако, едва ли был полноправным королем. Готский историк Иордан называет его regulus (а не rex — король), что подчеркивает его подчиненное положение.
Тем временем еще до этого часть свевов, нашедших убежище на океанском побережье, куда вестготы не добрались, избрала своим королем некоего Малдру, сына Массилы. Другая часть народа, не согласившись с этим выбором, поставила себе королем Фрамтана. В это же время появляется и некий Айол, который в 457 г. пытался захватить королевскую власть, но неудачно: в июле того же года он умер в Портукале. Может быть, этот Айол и был тем regulus, которого разрешил поставить Теодорих. В таком случае перед нами попытка противостоять вестготскому давлению и сохранить национальное государство. Сами вестготы после многочисленных грабежей, тяжесть которых падала не столько на свевов, сколько на испано-римское население, вскоре покинули Испанию, а свевы оказались раздробленными на две соперничающие группировки: сторонников Малдры и сторонников Фрамтана. Этим попытались воспользоваться галлеко-римляне, чтобы противостоять варварам, но потерпели неудачу и снова стали объектом свевских нападений со стороны воинов как Маддры, так и Фрамтана.
Фрамтан правил недолго, он умер уже в начале 457 г., а его преемник Рехимунд договорился с Малдрой. Он, видимо, признал его королем, хотя практически и сохранил свою власть. Во всяком случае, оба свевских предводителя вместе грабили Лузитанию. В 460 г. Малдра был убит, его преемником, по-видимому, стал Фрумарий, и между ним и Рехимундом вновь разгорелось соперничество. Оба они стремились обеспечить себе поддержку вестготов, время от времени отправляя посольства к их королю Теодориху. Тот наконец решил вмешаться в свевские дела. Когда Фрумарий умер, то по приказу Теодориха вестготский полководец Цирила (или Цеврила) с войсками появился в Свевском королевстве, привезя с собой сына Малдры Ремисмунда. Ремисмунд и [297] был признан королем всеми свевами. Он женился на дочери Теодориха и принял арианство. Принятие этой версии христианства имело несомненное политическое значение. Этот акт был совершен в угоду вестготскому королю и в какой-то степени означал признание верховной власти последнего. Одновременно Ремисмунд заключил очередной мир с галлеко-римлянами, обеспечивая себе относительно спокойный тыл.
Однако вскоре положение изменилось из-за событий в самом Королевстве вестготов. Брат Теодориха Эйрих убил короля и сам сел на вестготский трон. Ремисмунд, к тому времени, вероятно, считая свое положение уже достаточно укрепившимся, решил использовать создавшуюся ситуацию и, полагая, что смерть Теодориха освобождает его от всяких обязательств перед вестготским троном, возобновил военную экспансию. Он вторгся в Лузитанию и осадил Олисипон (Лисабон). Стоявший во главе этого города Лусидий предал горожан и сдал город свевам.
Все же Ремисмунд рассчитал плохо. Эйрих был чрезвычайно энергичным человеком, он стремился сам захватить Испанию или, во всяком случае, ее большую часть и поэтому не захотел терпеть возможное новое усиление свевов. Он направил войско в Лузитанию явно с целью сдержать свевское продвижение. Вестготы с равным усердием разоряли и свевов и испано-римлян. В этих условиях Ремисмунд решился на отчаянный шаг: он направил посольство во главе с тем Лусидием, который только что сдал ему Олисипон, к императору Антемию, повидимому надеясь, что тот сможет как-то воздействовать на вестготов, которые все еще считались федератами империи. Результат этого посольства неизвестен; едва ли оно принесло какой-либо результат. Однако Эйрих не захотел по каким-то причинам уничтожать Свевское королевство и удовлетворился остановкой свевской экспансии. Свевское королевство сохранилось преимущественно в рамках римской провинции Галлеция и, возможно, северной части Лузитании.
На территории своего королевства сами свевы заселили только сравнительно небольшую его часть в районе города Бракара, который они сделали своей столицей. В самом городе, кроме королевского двора и центрального аппарата власти, свевы, видимо, не жили, ибо, подобно другим варварам, они не любили городов; ни их экономика, ни социальный строй не требовали городских поселений. Основная масса свевов расселилась, по-видимому, в окрестностях этого города и к югу от него. На этой территории они практически конфисковали у местного населения все земли. Хронист Идаций пишет, что свевы превратили галлеков в своих рабов. Речь идет, вероятно, скорее об образном выражении, характеризующем жалкое положение местного населения под [298] властью свевов. На остальных землях сохранились прежние порядки, но собственники, как крупные латифундисты, так и мелкие владельцы, должны были платить подать свевам и их королю. Галлеко-римляне долго сопротивлялись варварам, но в конце концов были вынуждены смириться с новым положением.
Галлеция и Северная Лузитания были сравнительно отсталыми областями Римской империи. Романизация там еще не завершилась полностью, а в условиях войн и практически полного отсутствия римской власти во многих местах возродились доримские порядки. Городов здесь было не так уж много, но все же сама Бракара была одним из немногих городов поздней империи, сохранивших свое значение. Она была расположена сравнительно недалеко от моря, и, видимо, морская торговля стала основой богатства города. По-видимому, это свое значение Бракара сохранила и под властью свевов; во всяком случае, в это время существовали морские связи между Галлецией и Королевством франков, находящимся в Галлии. Другим важным центром был, вероятно, Портукале. Если свевы удержали Олисипон, то и он должен был иметь какое-то значение для их государства. Но, пожалуй, этими тремя (или двумя) центрами роль городов и ограничивалась. В римское время Галлеция была важна для империи из-за своих золотых рудников. Однако в свевскую эпоху значение золотых рудников этой области уменьшилось; возможно, что они и вовсе прекратили работу.
В этих условиях решающее значение имели аграрные отношения. Сначала свевы, вероятнее всего, ограничивались грабежами, но скоро стали оседать на земле. Это привело к появлению свевских крестьян. Детали социального развития в свевском обществе ускользают, но можно говорить об усиливающемся расслоении общества и выделении rusticani (сельчан), которые явно не принадлежали к аристократии. Неизвестно, дошло ли дело до попадания свевских сельчан в зависимость от своих знатных и более удачливых соотечественников, но в самом факте разделения свевов на знать и простых людей едва ли надо сомневаться.
Численность свевов была небольшой. В момент своего оседания на северо-западе Испании их было около 25 тысяч. Последующие за тем в течение шести десятилетий внешние и внутренние войны едва ли дали им возможность резко увеличить свое количество. Численность населения Галлеции и Северной Лузитании неизвестна, но, вероятно, свевы составляли ге больше 5% населения своего государства. Их влияние было не очень-то значительным. Характерно, что они практически не оставили следов в языке этой области (современном португальском [299] языке и его галисийском диалекте). Гораздо большим было обратное влияние — местного населения на господствующих германцев.
В период завоевания, растянувшегося на несколько десятков лет, галлеко-римляне не раз заключали договоры со свевами. В конечном счете эти договоры, видимо, и определяли взаимоотношения местного населения и варваров, власть которых оно было вынуждено признать. Впрочем, на этой территории еще очень долго сохранялись и независимые владения местных магнатов. Между свевской знатью и местными магнатами установилось взаимовыгодное сосуществование, которое, в частности, выражалось в свободной деятельности католической церкви.
Политическая власть, бесспорно, принадлежала свевам. Во главе государства стоял король, который мог происходить только от чистокровных свевов. В период правления первых трех королей у свевов утверждается наследственная монархия. Гибель Рехиария и начавшаяся междоусобица нанесли удар по этому принципу. Но недаром подчеркивалось, что Малдра, ставший королем части свевов, не признавших власть вестготского ставленника, был сыном некоего Массилы. Кто такой Массила, неизвестно, но значение происхождения именно от него было явно очень важным для свевов. Не исключено, что он был как-то связан с домом Гермериха. А затем вестготский король поставил свевским государем Ремисмунда, сына Малдры, устранив искавшего его покровительства Рехимунда.
Кто был свевским королем после Ремисмунда, неизвестно. Мы знаем только, что в 484 г. королем был Веремунд и в какое-то время до 40-50-х гг. VI в. — Теодемунд. О том, при каких условиях они пришли к власти, сведений нет. Но когда уже в VI в. становится известным ряд свевских королей, то для этого времени можно говорить (в тех случаях, о которых мы знаем) о переходе трона от отца к сыну. По всей вероятности, все же наследственный характер свевской монархии сохранялся (даже если на практике он мог нарушаться узурпациями, но и в таком случае узурпатор пытался легализировать свою власть, женившись на вдове предшественника).
Постепенно, по-видимому, происходит слияние обеих групп населения. Знать сливается с местными магнатами, крестьянство — с низами галлецийского населения. Среди аристократии роль свевов была относительно велика. Нет никаких данных о светской аристократии, но в верхах церкви, а они рекрутировались в подавляющем большинстве из знати, епископов германского происхождения был 41%. Эти данные относятся уже к последнему периоду существования Свевского королевства, когда свевы приняли католицизм. [300]
Проблемой, явно осложняющей взаимоотношения обоих народов, была принадлежность к разным церквям. Свевы были арианами, галлеко-римляне — католиками. Принадлежность к арианской церкви облегчала свевским королям взаимоотношения с вестготами, которые тоже были арианами, но обостряла отношения с основной массой своих подданных. И в середине VI в. свевским королями пришлось решать эту дилемму.
Политическая ситуация сложилась, как казалось свевскому королю, благоприятно. На вестготском троне чередовались довольно слабые государи, а на рубеже 40-50-х гг. VI в. в их королевстве вообще началась гражданская война: против короля Агилы выступил Атанагильд, которого поддержало католическое население Бетики. Не надеясь на собственные силы, Атанагильд обратился за помощью к императору Юстиниану, который воспользовался этим и захватив южную и юго-восточную части Испании. В то время еще было далеко до Великого церковного раскола и католиками и православными назывались приверженцы никейского вероисповедания. Утверждение на юге византийцев означало утверждение именно никейцев, католико-православных. Уже давно католиками были франки, постоянно соперничавшие с вестготами, но зато поддерживавшие хорошие отношения и торговые связи со свевами. В этих условиях свевский король Хариарих решил принять католицизм. Он обратился к франкам и при их поддержке стал католиком. Видимо, это еще не означало обращения в католицизм всех свевов, но стало решающей предпосылкой для этого шага.
Вероятно, сыном Хариариха был Ариомир, который на третьем году своего правления, в 561 г., собрал в столице королевства Бракаре первый церковный собор. Острие решений этого собора было направлено против присциллианства. Видимо, это направление в христианстве, еще в IV в. бывшее одним из выражений недовольства официальной церковью, продолжало не только существовать, но и сохранять значительные позиции. В свое время для осуждения самого Присциллиана испанские епископы воспользовались помощью светской власти, и теперь антиприсциллианский собор епископов Галлеции, по существу, означал заключение тесного союза церкви и государства в борьбе против последователей этого ересиарха. Характерно, что никаких шагов для осуждение арианства на соборе сделано не было. Это, видимо, объясняется тем, что большинство свевов были еще все же арианами, да и ссориться с соседними вестготами ни свевский король, ни галлецийские епископы пока не хотели.
Преемник Ариомира Теодемир сделал более энергичные шаги. Он решительно выступил против ариан и сумел обратить в католицизм свой свевский народ. Значительную роль в этом сыграл епископ [301] Бракары Мартин, прибывший из Паннонии. Основав в Галлеции ряд монастырей, он занялся здесь активной проповедью христианства в его никейской форме. Мартин фактически стал советником короля в религиозных вопросах. И новый собор, созванный Теодемиром 1 января 569 г., правда, не в Бракаре, а в Лусе (Луго), поставил задачу подтвердить католическую веру. Можно говорить, что задача обращения всего населения Свевского королевства в католицизм была решена. Королевская власть и католическая церковь стали крепкими и надежными союзниками. На территории королевства было создано два католических архиепископства, центрами которых стали Бракара и Лук. Первая как столица всего государства, естественно, играла главенствующую роль. Теперь можно, по-видимому, говорить о преодолении основных различий между свевами и галлеко-римлянами.
В 570 г. королем свевов стал преемник Теодемира Мирон. Он поставил перед собой честолюбивую цель восстановить былое величие свевов. С этой целью он вел войну с ронконами, еще остававшимися независимыми от свевов, а затем вмешался в гражданскую войну в Вестготском королевстве. Обстоятельства, казалось, ему благоприятствуют. На юге и Юго-востоке Испании утвердились единоверные византийцы. По соседству с ними мятеж против короля Леувигильда поднял его сын Герменигильд. При этом Герменегильд выступил под знаменем католицизма. И Мирон вмешался в эту гражданскую войну. Еще до этого происходила война между Мироном и Леувигильдом. Мирон потерпел поражение и запросил мира. Теперь он решил взять реванш. Однако поход Мирона в Бетику закончился неудачей, и сам король погиб.
Его сын Эборик правил всего один год. Уже в следующем, 584 г. его сверг некий Авдека, который постриг сверженного монарха в монахи, а сам женился на вдове Мирона. Стремясь укрепиться у власти, узурпатор даже выпустил монету со своим именем, что очень редко делали свевские короли. Эборик, став королем, по-видимому, заключил договор с Леувигильдом, и теперь последний решил воспользоваться свержением своего союзника, чтобы окончательно решить «свевский вопрос». В 585 г. вестготские войска вторгаются в Галлецию. Неизвестно, сумели ли вообще свевы оказать им сопротивление. Вестготы разорили Галлецию. Сам Авдека попал в плен и тоже был пострижен в монахи. Территория Свевского королевства была полностью присоединена к Королевству вестготов. В вестготскую столицу была перевезена свевская казна.
Первое время еще ощущалось несколько особое положение Галлеции в Вестготском королевстве. В 589 г. на Толедском церковном соборе, созванном для подтверждения обращения короля и королевства [302] в католицизм, отмечался триединый состав государства: Испания, Галлия и Галлеция. Но очень скоро такое положение изменилось, и Галлеция рассматривалась лишь как одна из провинций вестготской Испании. А сами свевы достаточно быстро растворились, почти не оставив ощутимых следов.
Вестготское завоевание Испании
Тулузские короли не раз вмешивались в испанские дела, официально действуя по поручению западноримских императоров. Но их действия ограничивались вторжениями войск, в то время как основная масса вестготского населения оставалась в Аквитании, и в случае отвоевания тех или иных территорий на Пиренейском полуострове у варваров (вандалов, аланов, а затем особенно свевов) эти территории формально возвращались под власть Рима. Положение изменилось, когда после убийства своего собственного брата, Теодориха II, в 467 г. королем стал Эйрих. Он полностью порвал со старыми связями и представлениями, объединявшими вестготов с империей. Его предшественники действительно не раз вступали во все новые столкновения с империей, но официально оставались ее федератами. И дело было нетолько в дипломатическом прикрытии своей независимой позиции, но и в обаянии римского имени. Атаульф в свое время даже мечтал стать восстановителем прежнего величия Рима. Эйрих разорвал foedus и стал первым не только фактическим, но и официально независимым вестготским королем. Его политика носила ярко выраженный антиримский характер. С целью более четкого отделения от массы покоренного римского населения он издал свой свод законов, действительный только для вестготов, в то время как местное римское население продолжало жить по римским законам.
Вторгнувшись в Испанию, Эйрих начал завоевание этой страны от собственного имени, а не от имени императора, как это было прежде. И подчиненную территорию он включал в состав своего королевства. Одновременно Эйрих расширил военную экспансию и в Галлии. В 475 г. он заключил договор с императором Юлием Непотом, который признал завоевания Эйриха. Когда же в следующем году был свергнут последний император Запада Ромул Августул, Эйрих сначала не признал захватившего власть в Италии Одоакра и возобновил войну. Италию он не сумел или не захотел захватить, но все земли к западу от Альп перешли под его власть. [303]
В 485 г. Эйрих был убит и королем стал его сын Аларих II. В его правление, вероятно, началось постепенное проникновение вестготов в Испанию, официально уже находившуюся под властью их королей. Вестготы уже давно были арианами, в то время как подчиненное им население — католиками. И такое разделение подданных по религиозному принципу в значительной мере поддерживалось вестготскими королями. Арианство, как об этом уже упоминалось, рассматривалось как «готская вера», и в условиях огромного численного преобладания галло-римского и испано-римского населения (в Аквитании вестготы составляли 2-3% населения, а после подчинения Испании этот процент еще более уменьшился) эта религиозная межа должна была предохранить вестготов от растворения в массе подчиненных.
Хотя Испания официально была подчинена вестготским королям, на деле власть вестготов распространялась далеко не на весь Пиренейский полуостров. Не говоря о сохраняющемся еще Свевском королевстве на северо-западе, юг страны с крупнейшими городами Кордубой (Кордовой) и Гиспалисом (Севильей) фактически сохранял независимость. Существовали независимые владения seniores loci и в других местах Испании, а в горах севера полностью самостоятельными были васконы (баски). Да и на территории, признавшей власть вестготов, было неспокойно. Возможно, это стало причиной нового похода вестготов в Испанию в 494 г. Центром вестготских владений в Испании была Цезаравгуста (Сарагосса). Там, по-видимому, и попытался взять власть некий Бурдунел в 496 г. Его имя — кельтское, так что не исключено, что он мог быть испанским магнатом, перешедшим на службу к вестготам. Впрочем, его положение до сих пор вызывает споры. Как бы то ни было, он удерживал «тиранию» в течение года. В 497 г. вестготы вновь вошли в Испанию и сторонники Бурдунела, не решаясь сопротивляться, выдали своего предводителя, который был подвергнут мучительной казни в Тулузе.
Между тем к северу от Вестготского королевства усиливались франки. Они захватили Галлию к северу от Луары и стали непосредственными соседями вестготов. Важно было то, что несколько позже франкский король Хлодвиг крестился по католическому обряду и католиками стали все франки. Но еще до этого он всячески покровительствовал католической церкви. Это неизбежно должно было привлечь к нему симпатии католических подданных Алариха. Стремясь уничтожить профранкские симпатии в своем государстве, Аларих начал антикатолические репрессии. Может быть, в связи с этим в Северо-Восточной [304] Испании вспыхнуло восстание, и некий Петр захватил власть в городе Дертозе. Вестготы взяли город, и Петр был казнен.
Одновременно Аларих сделал очень важный внутриполитический шаг. По примеру византийского, то есть восточноримского, императора Феодосия II он решил объединить в единый свод существующие римские законы. По его приказу, который он издал после консультаций с епископами и местными аристократами, римские юристы под руководством готского графа Гойариха составили свод законов, основанный на кодексе Феодосия, а также других законодательных актах и толкованиях римских юристов. Помещенные туда законы были снабжены интерпретациями, которые должны были пояснить действие того или иного закона в новых обстоятельствах. В 506 г. Аларих официально ввел в действие новый свод законов, которым должно было подчиняться галло-римское и испано-римское население. Вводя в силу новый свод, вестготский король преследовал ряд целей. Во-первых, этим сводом облегчалось судопроизводство, ибо с этого времени судьи могли уже руководствоваться одним документом, а не теряться в массе разнообразных актов. Во-вторых, закреплялось в правовом отношении разделение вестготов и римлян, ибо теперь для двух групп населения действовали два разных кодекса: Эйриха — для вестготов и Алариха — для римлян. В третьих, приобреталась юридическая независимость вестготского королевства от Византии, ибо отныне на его территории действовал собственный свод законов и новые акты Константинополя уже не имели силы для римских подданных Алариха. В четвертых, привлекая к законодательству римских юристов и советуясь с церковной и светской знатью подчиненного римского населения, король стремился показать свое расположение к римским и католическим подданным накануне решающей схватки с франками.
Эта схватка не заставила себя ждать. Воспользовавшись антикатолическими действиями Алариха, Хлодвиг начал с ним войну под религиозным знаменем. В 507 г. в битве у Боглады вестготы были разгромлены и сам Аларих погиб. Франки взяли Тулузу и вытеснили вестготов из Аквитании. Вестготы провозгласили своим королем Гезалиха, сына Алариха от наложницы. Своей резиденцией Гезалих сделал Барцинон (Барселону) в Испании. Вскоре по его приказу был убит граф Гойарих, ранее по поручению Алариха возглавивший комиссию юристов по составлению свода законов для римского населения королевства. Вероятно, тогда он играл видную роль при дворе Алариха, а теперь возглавил группировку вестготской знати, стоявшей на стороне законного сына погибшего короля, малолетнего Амалариха. Но укрепиться на троне Гезалих не смог, ибо в дело вмешался остготский король [305] Теодорих. Он послал армию под командованием герцога Иббы (или Геббана). С одной стороны, остготы, заменив деморализованных вестготов, сдержали натиск франков, и это позволило вестготам удержать за Пиренеями полосу земли вдоль Средиземного моря от Восточных Пиренеев до устья Роны, так называемую Септиманию (территория между Роной и Альпами перешла к Теодориху). С другой — Теодорих стремился удержать вестготский престол за своим внуком Амаларихом, сыном Алариха и его дочери Теодеготы. В 510 г. Ибба изгнал Гезалиха из Барцинона. Гезалих бежал в Африку, а Теодорих настоял на признании королем Амалариха. Так как тот был малолетним, его опекуном стал Теодорих. Занятый делами собственного королевства, сам он оставался в Италии, а ведение дел в Испании поручил своим представителям.
Эти события означали полный крах претензий вестготских королей на «великодержавие». Вестготское королевство отныне было исключено из «большой политики» того времени, оно все более сосредоточивается на своих внутренних делах, время от времени вступая в конфликты с другими государствами не с целью навязать им свое господство, как это было при Эйрихе, а чтобы защититься от их нападений. Только на Пиренейском полуострове вестготские монархи еще позволяли себе вести активную политику.
Вестготское королевство в Испании
После разгрома вестготов франками под их властью остались только испанские владения и Септимания. Это привело к массовому переселению вестготов из Аквитании в Испанию. Лишь только в районе Нарбона в Галлии осталось какое-то количество вестготов, да небольшое их число предпочло подчинение франкам новому переселению. В Испании они поселились в основном в северной части Месеты, между верхними течениями Тахо (Тага) и Эбро (Ибера), преимущественно между Тахо и Дуэро (Дурис). В остальных местах вестготы только держали свои гарнизоны.
После кризиса III в., нанесшего сокрушительный удар античному обществу в Испании, центр экономического и социального развития страны переместился с юга и востока Пиренейского полуострова в его северо-центральную часть. Социально-экономической базой развития с этого времени являлись не города, еще сохранявшие античный характер, а латифундии феодального (или протофеодального) типа. Именно в этой зоне и поселились вестготы. Вестготы, как и другие варвары, не [306] очень-то доверяли городам и предпочитали сельскую местность. Поселение в центральной и северной части Месеты к тому же создавало вокруг их новой родины некое испано-римское «предполье», отделяющее их и от франков, и от свевов, и от всяких других возможных врагов, что облегчало, по их мнению, защиту от этих врагов: видимо, впечатление от поражения 507 г. и вынужденного переселения за Пиренеи было еще столь велико, что вестготы предпочли «застраховаться».
Вестготов было в Испании не так уже много. Исследователи полагают, что их число составляло от 180 до 200 тысяч человек, а испаноримлян — около 5 миллионов, так что германцы составляли от 3,5 до 4% общего населения страны. Некоторые ученые полагают, что доля вестготов была больше, но и, по их мнению, она никогда за всю историю Вестготского королевства не превышала 10%. Это ставило перед вестготскими королями, как, впрочем, и перед другими варварскими монархами, задачу взаимоотношений с местным романским населением, превосходящим пришельцев не только численно, но и экономически и культурно. В Италии остготский король Теодорих активно, хотя и непоследовательно, стремился привлечь на свою сторону итало-римскую знать и интеллигенцию. И став опекуном Амалариха и фактическим правителем Испании, он пытался и здесь вести ту же политику. Поскольку сам Теодорих оставался в Италии, управление Испанией он поручил двум людям — готу и римлянину. Но, по-видимому, такое двойное управление оказалось не очень-то эффективным, да и в самой Италии Теодорих, столкнувшись с ожесточенной борьбой проримской и антиримской «партий» в своем окружении, в конце концов склонился на сторону второй. Поэтому вскоре власть в Испании была доверена им своему оруженосцу Тевдису. Тевдис женился на богатой испано-римлянке, что позволило ему создать собственную частную армию и приобрести тем самым независимое положение. И когда после смерти Теодориха Амаларих стал править самостоятельно, Тевдис остался в Испании.
Важнейшим внешнеполитическим вопросом для вестготов оставались отношения с франками, которые не теряли надежды окончательно выбить вестготов из Галлии. Амаларих, видимо желая урегулировать этот вопрос, женился на дочери франкского короля Хлодвига, но это не принесло ему успеха. В 531 г. началась новая война между вестготами и франками. Вестготы были разгромлены около Нарбона, и король бежал в Барцинон. Там против него в армии вспыхнул бунт, и Амаларих был убит. Королем был провозглашен Тевдис.
Провозглашение королем Тевдиса имело большое значение. Он вообще был не вестготом, а остготом. В то время вестготы и остготы еще [307] явно чувствовали себя частями одного народа, но все же различные условия, в которых протекала их история на протяжении последних полутора веков, все более отделяли их друг от друга. Правда, позже королевский трон вернулся к самим вестготам. Еще важнее было то, что впервые в вестготской истории королем стал человек, не принадлежавший к правящей семье и вообще королевскому роду Балтов. Это открыло путь к трону в принципе любому вестготскому аристократу. Вестготская монархия утратила династический характер.
Положение вестготского королевства в тот момент было очень сложным. Разгром войск Амалариха открыл франкам путь в Испанию. Франки не раз переходили Пиренеи и, захватив Пампелуну (Памплону), опустошали Тарраконскую Испанию. За спиной Тевдиса не стоял Теодорих с его мощью и авторитетом, так что новому вестготскому королю приходилось рассчитывать только на собственные силы. Тевдис с успехом справился со своей задачей. Армия, которой он командовал сам, и другая, возглавляемая герцогом Тиудиселом, нанесли тяжелое поражение франкам. Франки были вынуждены уйти за Пиренеи и надолго оставить в покое вестготские владения. Используя этот успех, Тевдис попытался отбить Септем (Сеуту) на африканском берегу, но эта экспедиция потерпела полный крах.
Амаларих еще оставался в Южной Галлии, в Нарбоне, чтобы быть поближе к прежним вестготским владениям в этой стране, надеясь, быть может, отвоевать захваченные франками земли. Тевдис со своим двором окончательно перебрался в Испанию. Сам укоренившийся в ней, он стремился укрепить свою власть, идя во многих отношениях навстречу своим испано-римским подданным. В 546 г., находясь в Толедо, он издал закон о судебных издержках, который в равной степени относился и к готам, и к римлянам. По приказу короля этот закон должен был быть вписан в свод законов Алариха II, относящийся к римскому населению, но действенен был и для вестготов. Хотя сам закон касался только одной стороны жизни, само по себе распространение его действия на обе группы населения было чрезвычайно важным и представляло собой шаг к правовому объединению вестготов и испано-римлян.
Оставаясь арианином, Тевдис, опять же с целью привлечь к себе основную массу подданных, которые были католиками, покровительствовал католической церкви. С его разрешения католические епископы собрались в Толедо на свой собор, решавший внутрицерковные дела.
В 548 г. Тевдис был убит одним из своих приближенных и королем был избран герцог Тиудисел, прославившийся своей победой над франками. Однако он оказался лучшим полководцем, чем королем. Он вскоре вступил в резкие противоречия со знатью, и та выступила против [308] него. О короле стали распускать слухи, обвиняющие его в разврате, насилиях, стремлении уничтожить многих видных деятелей. Насколько эти слухи были справедливы, неизвестно, но они стали оправданием возникновения заговора, в результате которого на следующий год король был убит.
Преемником Тиудисела был избран Агила. Поражения, нанесенные франкам, позволили на какое-то время закрыть «франкский вопрос» и сосредоточиться на других задачах. Когда римляне в свое время признали власть вестготов над завоеванными землями, речь шла о провинциях Галлия и Испания. И хотя к этому времени большая часть галльских владений была ими уже утрачена, официально Вестготское королевство попрежнему было королевством Галлии и Испании. За Пиренеями эта фикция поддерживалась сохранением названия Галлия за Септиманией. В Испании вестготский король считал себя государем всего Пиренейского полуострова. Но на деле далеко не вся Испания подчинялась вестготским монархам. На северо-западе продолжало существовать Свевское королевство. А на юге Бетика практически оставалась самостоятельной и если и подчинялась вестготским королям, то только номинально. И Агила решил исправить это положение. В 550 г. он двинулся с войсками против Кордубы и захватил ее. В отличие от Тевдиса, он резко противопоставил себя местному населению, что проявилось особенно в религиозной области. Победу вестготов над испано-римлянами должна была завершить победа арианства над католичеством. Пожалуй, впервые после несчастий предыдущего столетия дело дошло до профанирования католических реликвий. Это вызвало возмущение кордубцев, и они восстали. Агила не сумел подавить это восстание. Более того, восставшие убили его сына и даже захватили королевскую казну. Агила бежал в Эмериту, готовясь, по-видимому, к новой войне с непокорным городом. Однако дела сложились несколько иначе.
Против Агилы выступил Атанагильд, знатный вестгот, решивший использовать поражение короля в своих целях. Кордубцы и жители других городов юга активно поддержали его. Но все же Атанагильд не понадеялся только на силу своих войск и поддержавших его испаноримлян. Он обратился за помощью к византийскому императору Юстиниану. Юстиниан к тому времени с успехом осуществлял свою программу восстановления мощи империи, насколько возможно, в ее прежних границах. Византийцы уже уничтожили Вандальское королевство в Африке и завершали подчинение Италии, громя остготов. Юстиниан тотчас воспользовался обращением Атанагильда. Между ним и Атанагильдом был заключен договор, по которому, вероятно, признавалась верховная власть императора и уступалась ему часть страны. [309] В Испанию был отправлен экспедиционный корпус во главе с престарелым, но еще активным патрицием Либерием. Тот когда-то служил остготам, но теперь перешел на службу к императору. В это время Либерий командовал войсками в Сицилии, и, видимо, именно с ними он и переправился в Испанию. Византийцы разбили армию Агилы, и тот снова бежал в Эмериту. Но там против него выступили его собственные воины, которые убили Агилу и признали власть Атанагильда. В 554 г. Атанагильд был провозглашен королем. Византийцы, оказав ему помощь в захвате трона, захватили значительные территории на юге и юго-востоке страны с такими городами, как Малака (Малага) и Картагена Спартария (Картахена) и образовали здесь свою провинцию Испания. Так власть константинопольского императора распространилась и на значительную часть Пиренейского полуострова. Укрепившись на троне и воспользовавшись смертью Юстиниана, Атанагильд попытался отбить у византийцев захваченные ими земли. Он сумел захватить Гиспалис (Севилью), но остальные захваченные византийцами города и земли остались за ними.
После смерти Атанагильда в 567 г. пять месяцев вестготы не могли выбрать нового короля. Видимо, соперничающие группы вестготской аристократии долго не могли прийти ни к какому согласию. Это междуцарствие явилось высшей точкой того политического кризиса, в каком оказалось Вестготское королевство. Другим его выражением стало то, что все предшествующие короли умирали неестественной смертью. В разных местах Испании укрепились местные магнаты (seniores loci). К этому времени свевы перешли в католичество. Ухудшилось внешнеполитическое положение Вестготского королевства. В тех условиях религиозная принадлежность означала и направление внешней политики. Если до этого Свевское королевство было довольно слабым и в значительной степени вассальным, то теперь положение изменилось: с принятием католичества оно стало естественным союзником византийцев, укрепившихся в Южной и Юго-Восточной Испании. Учитывая, что уже давно католиками были франки, можно говорить, что вокруг Вестготского королевства сомкнулось кольцо католических государств.
Все это, вероятно, заставило вестготскую знать пойти на компромисс. Весной 568 г. королем был избран Лиува. Положение его было сложным. Он был связан с Септиманией и, по-видимому, не пользовался никаким влиянием в Испании. Возможно, что и избрали его только септиманские (галльские) аристократы. Поэтому в ноябре того же 568 г. Лиува назначил соправителем своего брата Леувигильда. Сам он остался в Септимании, где его резиденцией был Нарбон, а Леувигильду поручил [310] управление Испанией. Через четыре года Лиува умер, и Леувигильд распространил свою власть и за Пиренеи. Вступление на престол Леувигильда означало начало нового этапа в истории Вестготского королевства.
Объединение Испании
Став королем сначала испанской части, а затем всего государства, Леувигильд поставил своей целью укрепить власть и объединить под своей властью всю Испанию. Овдовев к этому времени, он женился на вдове Атанагильда Госвинте, что, конечно же, усилило его позиции. А став единым королем, он, чтобы закрепить трон за своими сыновьями Герменегильдом и Реккаредом, назначил их своими соправителями. Но еше до этого он взял открытый курс на военное объединение Пиренейского полуострова.
В 570 г., на втором году своего правления, Леувигильд начал войну с византийцами. Время было выбрано весьма удачно. На константинопольском престоле после смерти энергичного и способного Юстиниана оказался его племянник Юстин II, никак не унаследовавший талантов своего дяди. Вскоре он ввязался в изнурительную войну с персами, в которой византийцы терпели поражения. Еще важнее для западных дел оказалось вторжение лангобардов, которые в 568 г. начали завоевание Италии, вытесняя оттуда византийцев. В этих условиях императорское правительство было неспособно оказать какую-либо действенную помощь своим далеким испанским владениям. Уже в первом походе Леувигильд перешел Бетис и опустошил значительную часть византийских владений. В следующем году он повторил поход и захватил плацдармы на пути к проливу. Наконец, в 573 г. вестготская армия ночью штурмом взяла Кордубу. Этот город официально признавал власть императора, но реально уже в течение более 20 лет был независимым. Подчинение вестготскому королю, к тому же арианину, не входило в планы местной испано-римской знати. Вооружив своих рабов, клиентов и других зависимых лиц, аристократы Бетики оказали ожесточенное сопротивление армии Леувигильда. Однако силы были неравны. Восстание в Бетике было подавлено, а местные византийские власти, не получая помощи из столицы, были вынуждены просить мира. Мир (или перемирие) был заключен в 572 г., и по его условиям вся долина Бетиса перешла под власть Леувигильда. Не имея флота, тот не смог завершить завоевание, так что прибрежная полоса оставалась в руках Византии. [311]
После этого Леувигильд обратился к северо-западу. Сначала он в 573-575 гг. подчинил ряд территорий между своим королевством и Свевским, которые фактически были независимы и от того, и от другого, а в 576 г. вторгся непосредственно в Галлецию, заселенную свевами. Свевский король Мирон был разбит и запросил мира. Леувигильд пошел ему навстречу. Между вестготами и свевами было заключено перемирие.
В 579 г. Леувигильд сделал шаг, который, по его мнению, должен был обеспечить ему франкский нейтралитет: он женил своего сына Герменегильда на франкской принцессе Ингунде. Однако этот брак вскоре сослужил плохую службу вестготскому королю. После прибытия Ингунды в Испанию при вестготском дворе начались раздоры. Дело было не только в естественном соперничестве между свекровью (хотя и не родной) и невесткой, но и в остром религиозном споре. Ингунда, как и все франки, была католичкой. Она не только не перешла в арианство, но и убедила своего мужа стать католиком. Чтобы успокоить страсти, Леувигильд отослал Герменегильда с женой в Бетику, сделав его правителем этой провинции. Но Герменегильд не хотел ограничиваться ролью наместника своего отца. Под влиянием честолюбивой супруги он в том же 579 г. провозгласил себя королем и начал даже чеканить собственную монету. Своей столицей он избрал Гиспалис. Его поддержала католическая испано-римская знать Бетики и Южной Лузитании. Он мог рассчитывать на поддержку византийцев и католиков-свевов, а также франков. Леувигильд правильно оценил возникшую опасность.
Не решаясь сразу же начать войну с собственным сыном, Леувигильд долго пытался как-то с ним договориться. Увидев, что это невозможно, он начал подготовку к войне. В 581 г. король совершил поход против басков, сохранявших свою независимость со времени поздней империи. Те были разбиты и были вынуждены признать власть вестготов. Хотя наделе они сохранили свободу и вестготским королям еще не раз приходилось совершать походы в Басконию, на какое-то время Леувигильд сумел этим походом предотвратить возможный удар с севера во время войны на юге.
В 582 г. армия Леувигильда обрушилась на мятежников. Взяв Эмериту, Леувигильд отрезал Бетику от Свевского королевства, резко уменьшив шансы Герменегильда получить помощь от свевского короля. Это, конечно же, ухудшило шансы Герменегильда. Неудачной оказалась и попытка заручиться византийской помощью. Отправленное в Константинополь посольство во главе с гиспалийским (севильским) епископом Леандром закончилось ничем: византийское правительство в тот [312] момент не могло оказать никакой реальной помощи своему испанскому единоверцу, хотя такая помощь явно соответствовала бы политике империи. Герменегильд, таким образом, остался без реальных союзников. Силы же местной знати и городов, поддержавших мятежного принца, были, по-видимому, очень подорваны опустошением Бетики в 570-572 гг. Все это в огромной степени уменьшило шансы Герменегильда на успех.
В 583 г. Леувигильд двинулся непосредственно на Гиспалис. Началась осада города. Свевский король Мирон решил воспользоваться обстоятельствами и двинулся с войсками в Южную Испанию. Но он был разбит и погиб. Теперь у Герменегильда не осталось никаких надежд на внешнюю помощь. Он с женой и младенцем сыном бежал в Кордубу, а Гиспалис попал в руки Леувигильда. И в следующем, 584 г. настала очередь Кордубы. Во время начавшейся гражданской войны византийцы снова присоединили к своим владениям этот город, что было единственным шагом, какой они предприняли в Испании в это время. Не исключено, что возвращение Кордубы под власть императора было оформлено каким-то договором между Герменегильдом и Византией. Может быть, это даже стало единственным результатом посольства Леандра. Как бы то ни было, под защиту византийских войск теперь бежал Герменегильд, надеясь, видимо, что в таких условиях византийцы должны будут оказать ему помощь. Но он ошибся. Командир византийского гарнизона сдал Кордубу за огромную мзду в 30 тысяч солидов. В марте 584 г. Герменегильд попал в руки отца. Его жена и сын ушли вместе с византийцами и отправились в Константинополь. На пути туда Ингунда умерла, а малолетний Атанагильд воспитывался в византийской столице: вероятно, византийское правительство готовило его на тот случай, если возникнет возможность использовать вестготского принца для вмешательства в испанские дела. Но Атанагильд тоже скоро умер. А Герменегильд был официально лишен своего сана и отправлен в изгнание. В следующем году его убил некий Сисиберт то ли по собственной инициативе, то ли по тайному поручению короля.
Восстановив свою власть на юге, Леувигильд решил покончить со свевами. Там был свергнут сын погибшего Мирона, и это дало вестготскому королю прекрасный повод вмешаться в свевские дела. Свевы были разбиты, а их королевство присоединено к Вестготскому. Тем временем франки тоже использовали гражданскую войну в Испании и смерть франкской принцессы как повод для возобновления войны с вестготами. Ареной боевых действий снова стала Септимания. Леувигильд направил против франков армию во главе со своим сыном Реккаредом. Реккаред разбил франков и выбил их из готских владений. [313]
После всех этих войн почти вся Испания, за исключением прибрежной полосы, удерживаемой византийцами, была объединена под властью вестготского короля, причем власть эта была не только номинальной, но и реальной. Правда, трудно сказать, насколько реальным было господство вестготов над басками; возможно, при Леувигильде баски были действительно подчинены, хотя позже это подчинение практически снова исчезло. Эти военные успехи дали Леувигильду основание и для укрепления королевской власти внутри страны.
Целью Леувигильда было создание мощного государства с сильной королевской властью. И образцом такого государства во многом служила Византия, прямая наследница Римской империи. И Леувигильд, по-видимому, чувствовал себя в какой-то степени наследником империи на Западе. Вестготское королевство должно было напоминать империю как по внутреннему содержанию, так и по внешнему облику. Следуя византийскому образцу, Леувигильд первым из вестготских королей стал надевать специальную королевскую одежду и носить корону, что резко отделяло его от всех его подданных. После падения Тулузы у вестготов, как и у их победителей франков, не было постоянной столицы. Гезалих бежал в Барцинон, Амаларих предпочитал Нарбон, Тевдис вновь удалился в Испанию. Короли со своим двором переезжали с места на место по мере надобности. Леувигильд решил создать столицу. Он избрал Толедо (Толет).
Толедо расположен на самом юге области, занятой вестготами, практически на границе между вестготской и испано-римской областями Испаний. Такое положение как бы символизировало желание короля прочно объединить под своей мощной властью обе части единого королевства. Толедо существовал (под названием Толет) в римские и даже в доримские времена, но, как и другие города этого региона, большой роли не играл. Так что в Толедо не было долгой и прочной традиции римского городского управления и вообще римских традиций. Это позволяло вестготскому королю чувствовать себя там более свободно. Этот город был расположен почти в самом центре Пиренейского полуострова и становился, таким образом, символом объединения полуострова вокруг особы короля.
Уже Тевдис, по-видимому, предпочитал Толедо другим городам королевства. В Толедо находился самый старый монетный двор вестготов. Леувигильд сделал этот город постоянной столицей, местопребыванием двора и центральных учреждений. Возможно, в Толедо был построен королевский дворец. Используя, как кажется, опять же [314] византийский образец, король создал в Толедо относительно разветвленное дворцовое ведомство (officium palatii), игравшее роль правительства государства, руководимого королем.
В этом же направлении шла и монетная реформа Леувигильда. Вестготы давно начали чеканить собственную золотую монету. Однако эта монета являлась воспроизведением имперских, сначала западных, а затем восточных. Постепенно вестготские монеты как бы отставали от византийских, воспроизводя чеканки не столько правящих, сколько предшествующих императоров. Леувигильд с самого начала своего правления сделал важный шаг в этом деле. Оставив на аверсе византийский тип, на реверсе он уже стал помещать свое имя: LIVVIGILDUS REX, — сопровождавшееся эпитетами INCLITVS (прославленный), IVSTVS (справедливый), PIVS(благочестивый), VICTOR (победитель). Слава, справедливость, благочестие, военные победы — именно этот набор добродетелей должен быть присущ королю, это и программа правления Леувигильда, во многом также заимствованная из имперских источников.
Около 575 г. или немного позже, уже после своих побед над византийцами, Леувигильд делает следующий шаг, который подчеркивает его полный суверенитет, абсолютную независимость от империи. Хотя монетный стандарт остается позднеримским, то есть практически византийским, изображения на монетах уже другие. На аверсе вместо изображения императора появляется бюст самого Леувигильда, хотя реверс еще сохраняет византийский вид: крест на помосте. И наконец, после победы над мятежным сыном, за спиной которого, справедливо или нет, король мог видеть руку императора, Леувигильд стал выпускать монеты с собственным изображением на обеих сторонах. На ряде монет помещаются надписи, свидетельствующие о тех или иных событиях. Так, взятие Кордубы было отмечено чеканкой монеты с легендой CORDVBA BIS OPTINUIT (Кордубой дважды овладел). Правда, единого монетного двора у вестготов так и не было создано, но все монеты, чеканенные в разных местах (а монетный двор отмечался на монете), в принципе следовали одному образцу.
Вестготские монеты едва ли имели экономическое значение. Будучи только золотыми, они уже не были приспособлены для повседневной торговли. Монеты были скорее символом власти и богатства и наглядным средством пропаганды. Выпуская монеты, полностью отличные от имперских, Леувигильд подчеркивал свое положение монарха, равноправного с императором.
Экономического значения не имели и два города, основанные Леувигильдом. В 578 г., после успешной войны со свевами, он основал [315] город, названный в честь сына Рекополем. Это событие было столь важным для вестготского короля, что было отмечено выпуском специальной монеты. Через три года после победы над басками в подчиненной области был основан Викториак. Это были первые города, созданные варварами на территории бывшей Западной Римской империи. Они имели для Леувигильда как стратегическое значение (как опорные пункты для дальнейшей борьбы со свевами в одном случае и для укрепления своей власти в подчиненной области — в другом), так и идеологическое: Леувигильд становился как бы наследником римских императоров, продолжая их политику урбанизации подчиненных территорий.
Леувигильд стремился укрепить государство и свою власть в нем новым законодательством. С этой целью в 578-580 гг. был произведен пересмотр кодекса Эйриха и создан новый кодекс, известный в истории права как пересмотренный (codex revisus). Как и кодекс Эйриха, он касался только вестготов, но его статьи были пересмотрены в направлении дальнейшей романизации германского права. Уже Тевдис в своем законе использовал термин populi nostri (наши народы) вместо старого gens (племя). В кодексе Леувигильда этот термин становится постоянным. В нем отменяется и ранее не очень-то соблюдавшееся запрещение браков с испано-римлянами и галло-римлянами, и это стало очень важным шагом по пути слияния народов. В новых законах были ликвидированы многие привилегии готов, и обе группы населения (германская и римская) оказались в равном или почти равном положении перед законами, хотя сами законы еще содержались в различных кодексах. И тех и других Леувигильд рассматривал в первую очередь как своих подданных, хотя некоторая разница в их положении внутри королевства еше сохранялась.
Леувигильд прекрасно понимал, что слиянию римского и вестготского населения в единую массу подданных короля в огромной степени препятствует религиозная рознь. Единому государству должна была соответствовать и единая государственная религия. Для этого было необходимо отказаться от устоявшегося представления, что католицизм — римская вера, а арианство — готская. Правда, к этому времени такое представление уже начало размываться и какое-то число готов уже переходило в католицизм, а гот Масона во времена Леувигильда был даже католическим епископом Эмериты. Но в целом мысль о связи этноса и религии еще сохранялась. Леувигильд и в этом плане порвал со старыми традициями. Разрыв этот, однако, был все же не полным. Леувигильд был еще связан своим арианским воспитанием. Но еще важнее были, пожалуй, политические обстоятельства. Под [316] флагом католицизма поднял мятеж Герменегильд, получив поддержку католического населения Южной Испании. Если не военную, то моральную и политическую поддержку мятежному принцу оказали византийские власти в Испании. Католиками к тому времени были свевы, с которыми вестготы вели борьбу и подчинение которых поставил своей целью Леувигильд. Одним словом, католицизм стал духовным знаменем всех антилеувигильдовских сил. К тому же, противопоставляя себя византийскому императору (что хорошо видно из монет), Леувигильд хотел подчеркнуть это противостояние и в религиозной сфере. В этой ситуации Леувигильд сделал ставку на привычное арианство. Именно христианство в его арианском варианте должно было, по мысли Леувигильда, стать государственной религией его королевства.
С одной стороны, Леувигильд решил сделать все возможное для облегчения перехода католиков в арианство. С этой целью он собрал в 580 г. в Толедо собор арианских епископов, на котором присутствовали и светские вельможи, и этот собор принял компромиссный вариант перехода. От католиков не требовалось новое крещение, как это происходило обычно при переходе в новую христианскую конфессию, и было достаточно наложения руки священника и произнесения обращающимся формулы: «Слава Отцу через Сына в Святом Духе». В принципе эта формула была раннехристианской и могла удовлетворить и сторонников никейско-константинопольского вероисповедания, но в VI в. она уже была решительно отвергнута католиками. Но король и арианские епископы надеялись убедить католиков принять ее. С другой стороны, король, поощряя переход в арианство, стал преследовать тех, кто этому переходу решительно противился. И в первую очередь он обрушился на вестготов, ставших католиками, видя в них изменников не только отцовской вере, но и своему народу. А затем началось преследование католической церкви вообще. Был изгнан ряд епископов, закрыты церкви и монастыри, католическая церковь лишилась некоторых своих привилегий.
Религиозная политика Леувигильда дала определенные результаты. Так, в арианство перешел цезаравгустанский епископ Винцентий. Были и другие случаи перехода как среди клириков, так и среди мирян. В недавно завоеванной Галлеции Леувигильд уничтожал католические общины и вновь насаждал арианство. Но все же массового обращения католиков в арианство не произошло. Католическая церковь в Испании обладала в то время уже высочайшим авторитетом, экономической мощью и, соответственно, политической силой. И Леувигильд споткнулся об эту силу В целом его религиозная политика потерпела крах: сделать арианство единой религией всего королевства ему не удалось. Возможно, что он и сам незадолго до смерти убедился в этом. [316]
Леувигильд умер во второй половине апреля или в начале мая 586 г., и его сын Реккаред спокойно стал королем. Он в целом продолжил курс отца на укрепление государства и королевской власти. При восшествии на трон Реккаред был торжественно коронован и был, по-видимому, первым вестготским королем, принятие которым власти сопровождалось этой торжественной церемонией. Вскоре после этого Реккаред приказал казнить Сисиберта, убийцу Герменегильда, давая понять всем, что нельзя безнаказанно убивать особ королевской крови, даже если они поднимали мятеж. Но религиозная политика Реккареда была совершенно иной.
Реккаред сделал вывод из провала отца и понял, что навязать религию меньшинства подавляющему большинству населения страны невозможно. И он решил сделать единой государственной религией католицизм. В 587 г. Реккаред крестился как католик и начал пропагандистскую кампанию по обращению в католичество вестготов. Через два года в Толедо был созван собор, на котором было официально осуждено арианство. Руководил работами собора гиспалийский епископ Леандр, который в свое время активно поддерживал Герменегильда и был его послом в Константинополе. Собор принял специальное постановление о методе обращения ариан в католицизм. Католический вариант христианства стал с этого времени государственной религией Испании.
Реккареду, однако, пришлось столкнуться с упорной арианской оппозицией. Многие вестготы привыкли считать арианство национальной верой и не хотели ее менять. В сопротивлении наступающему католичеству были кровно заинтересованы арианские епископы. Часть вестготской знати испугалась, что превращение в государственную религию веры испаноримлян приведет к потере готами своего положения. И еще до созыва собора происходили выступления готов-ариан против политики короля.
В 587 г. вспыхнуло восстание в Септимании, возглавленное арианским епископом Аталоком и графами Гранистой и Вильдигерном. Этим решили воспользоваться франки, которые, хотя и были католиками, пришли на помощь восставшим арианам: политические расчеты оказались весомее религиозных убеждений. Реккаред направил в Септиманию армию, которая разгромила франков и подавила восстание. Вслед за тем началось восстание в Лузитании, во главе которого стояли епископ Сунна (или Сеума) и графы Сегга и Виттерих. Направленное против них войско возглавил знатный испано-римлянин Клавдий. И это восстание было подавлено. Арианская оппозиция существовала и при королевском дворе. Здесь арианскую «партию» возглавила мачеха Реккареда, вдова Атанагильда и Леувигильда, Госвинта. Она и арианский епископ Ульдида составили заговор против короля и его религиозной политики. Заговор был раскрыт. [318] Ульдида был осужден на изгнание, а престарелая королева покончила жизнь самоубийством. Разгром арианских восстаний и заговоров укрепил положение короля.
Разгромив своих противников, Реккаред стремился отблагодарить своих сторонников. Он приблизил к себе некоторых представителей испано-римской знати, как, например, уже упомянутого Клавдия. Король щедро раздавал земли и другие богатства и готским и испаноримским аристократам. Он издал закон, согласно которому устанавливались единые нормы судопроизводства для обеих групп населения. Практически с этого времени и вестготов, и испано(и галло-)римлян судили одни и те же суды, хотя и руководствовались при этом различными кодексами законов. Такая политика, направленная на максимальное сближение с испано-римской аристократией, вызывала сопротивление вестготской знати, хотя, по-видимому, это сопротивление уже не было окрашено в религиозные тона. Выражением его стал заговор герцога Аргимунда. Заговор был раскрыт, и заговорщики наказаны. Но сам факт наличия такого заговора свидетельствует об острых противоречиях на самом верху вестготско-испанского общества.
Эти противоречия решили использовать внешние враги. В первую очередь это были франки. Франкская армия во главе с герцогом Босоном вторглась в Септиманию и осадила Каркассон. Взятие этого города открыло бы франкам путь к захвату всей вестготской Галлии. Реккаред поставил во главе армии, направленной под Каркассон, все того же Клавдия, который к тому времени был уже герцогом Лузитании. В ожесточенном сражении франки были полностью разгромлены, и Септимания в очередной раз сохранена для вестготского короля.
Другой внешней угрозой снова стали византийцы. На константинопольском троне в это время сидел энергичный и деятельный Маврикий. Его целью было не только сохранить, но, по возможности, и расширить территорию империи. Он сумел, воспользовавшись династическими раздорами в Персии, удачно завершить долголетнюю Персидскую войну, восстановив прежнюю восточную границу империи. На Дунае византийцы успешно воевали с аварами и славянами, так что император пытался даже распространить владения Византии за Дунай. Чтобы обеспечить защиту византийских территорий в Италии от лангобардов, Маврикий вступил в переговоры с франками. И он, по-видимому, решил восстановить византийские владения на Пиренейском полуострове в прежнем объеме. С этой целью в 589/590 г. туда был послан патриций Коменциол в должности командующего испанской армией (magister militum Hispaniarum). Византийцы, по-видимому, сумели добиться некоторых успехов и отвоевать часть южноиспанских [319] городов, в частности Асидон, недавно взятых Леувигильдом. В 599 г. Реккаред пытался добиться восстановления старых договоров, заключенных в предшествующие годы, но неудачно. Более того, византийцы сумели даже восстановить свои владения в Испании, хотя и не в тех размерах, как это было в середине VI в.
Эта неудача, однако, не подорвала власть Реккареда. Свидетельством стабилизации политического положения является сама смерть короля. Он умер в 601 г. собственной смертью, став вторым после своего отца королем, не павшим от рук врага. Свой трон Реккаред оставил сыну Лиуве, который, не встречая сопротивления, вступил на престол. Лиува II пытался продолжать политику отца. Но смерть Реккареда вдохновила арианских и вестготских противников, и в результате мятежа Лиува был свергнут и убит, а на троне оказался вождь проарианской вестготской группировки Виттерих. Это была явная реакция вестготской аристократии на централизаторские действия королей. Однако ликвидировать все результаты активности Леувигильда и Реккареда Виттерих и его сторонники не смогли.
Правление Леувигильда и Реккареда было переломным периодом в истории Испании вестготской эпохи, временем почти полного объединения Испании под властью вестготских королей. После войн Леувигильда весь Пиренейский полуостров, за исключением южного и юго-восточного побережья, находившегося под властью Византии, и полузависимой области басков в горах испанского севера, составил единое государство (в состав Византии входили и Балеарские острова, но их история в то время была отделена от истории остальной Испании). Реформы Леувигильда положили начало созданию нового государственного аппарата, который вместе с остатками старого более или менее обеспечил управляемость государства. Установлением столицы в Толедо было завершено создание Толедского королевства. Леувигильд своими действиями, в том числе выпуском собственной монеты, подчеркнул суверенитет своего государства и обеспечил ему политическое равноправие с империей.
Капитальное значение имело обращение Реккареда, а за ним и всего народа вестготов в католицизм. Этим уничтожалась религиозная грань между вестготами и римским населением королевства, облегчалось слияние обеих групп в единый народ. Важно отметить, что если арианская литургия совершалась на готском языке, что способствовало его сохранению в условиях огромного численного преобладания испано-римлян, то католическая служба велась на латинском языке, и это лишало готский язык последней сферы его официального применения. В результате не стало препятствий для принятия вестготами языка их романского окружения. [320]
Вестготские короли, начиная с Тевдиса, делали шаги к уравниванию юридическрого положения германцев и римлян. При Леувигильде и Реккареде в этом направлении произошел качественный скачок. Хотя еще некоторое время сохранялись два отдельных законодательства, на деле они настолько сблизились, что можно говорить о почти полном правовом равенстве завоевателей и завоеванных. К тому же после обращения готов в католичество значительная сфера жизни всего населения государства стала регулироваться единым каноническим правом.
Конечно, вести речь о полном слиянии народностей невозможно. Различия сохранялись, и время от времени вестготская знать давала понять, что именно она руководит государством. Ярким примером последнего является правление Виттериха. И все же после Леувигильда и Реккареда можно говорить уже не о Вестготском королевстве в Испании, а об Испано-Вестготском королевстве, в котором римский (лучше сказать — романский) элемент занимал важное место.
Текст воспроизведен по изданию: Античные и средневековые источники по истории Испании. СПб. СПбГУ. 2006
© текст - Циркин Ю. Б. 2006Испано-Вестготское королевство
Важнейшей целью Леувигильда было установление наследственной монархии, которая бы резко возвысилась не только над основной массой населения, но и над знатью. Свержение Лиувы II и возведение на трон Виттериха означало крах этих попыток. Создать новую династию ни Леувигильду, ни Реккареду не удалось. Не удалось и настолько укрепить саму королевскую власть, чтобы она практически не зависела от аристократии. Вестготское королевство вернулось к принципу выборной монархии, что зачастую ставило государей в зависимость от знати либо тех или иных ее группировок.
Виттерих пришел к власти при поддержке той группы вестготской аристократии, которая была недовольна политикой Реккареда. Решительно изменить курс внутренней политики Виттерих не смог, и вернуть старое положение арианству он также не сумел. Во внешней политике новый король вернулся к конфронтации с Византией. В Византии в это время был свергнут Маврикий и началась гражданская война, так что византийцам снова было не до далекой Испании. Виттерих воспользовался этим и начал наступление на византийские владения на Пиренейском полуострове. Его армия снова овладела Асидоном, который был в свое время захвачен Леувигильдом, но потерян при Реккареде. Этим событием Виттерих как бы определял курс на возвращение к военной славе вестготов, которому не мог следовать слабый [321] первый католический король. Во многом порывая со старой германской традицией, он предпочитал не сам лично возглавлять армию, а поручать командование своим герцогам. Это можно рассматривать как важный этап в развитии вестготской монархии: государь сосредоточивался на выполнении важнейших государственных функций, поручая непосредственное командование войсками своим полководцам. Впрочем, так, по-видимому, действовал еще Реккаред, но при Виттерихе это стало принципом его правления.
При Виттерихе резко усилились противоречия в правящей верхушке королевства. Его курс, видимо, встречал сопротивление части вестготской знати. Результатом этого стало убийство Виттериха в 610 г. и возведение на престол Гундемара.
Продолжая во внешней политике курс Виттериха и ведя упорные бои с византийцами, во внутренней политике Гундемар вернулся к курсу Реккареда. Уже в первый год своего правления он созвал собор, подтвердивший превращение католицизма в государственную религию. Отныне все вестготские короли были католиками. После убийства Виттериха практически не стало арианской реакции. Победа католицизма была полной. Он перестал быть «римской верой» и стал верой всего государства.
Арианские короли в принципе были веротерпимы. Это объясняется не их хорошим характером и не сохранением дохристианских античных традиций, а трезвым учетом сложившихся обстоятельств: нельзя было не быть веротерпимым в государстве, основное население которого принадлежало к другой конфессии, чем король и его непосредственное окружение. Те или иные акты, направленные против католиков, были вызваны чисто политическими причинами. Единственная серьезная попытка сделать арианство государственной религией и связанная с эти целенаправленная антикатолическая деятельность, предпринятая Леувигильдом, потерпела полный провал. Совсем иным было положение католических королей. Между ними и основной массой их подданных не было религиозной розни. Это привело и к изменению религиозной политики королей. Государь в это время рассматривался не только как светский владыка, но и как защитник и проводник истиной веры, и в качестве основной цели его деятельности рассматривалось укрепление религии и преследование инаковерующих. В первую очередь это относилось к евреям.
Евреи появились в Испании еще в римские времена. В Вестготском королевстве они селились в относительно крупных городах, в том числе в Толедо, недаром в еврейской среде возникла легенда об основании этого города евреями, бежавшими от Навуходоносора. Занимались евреи и [322] земледелием, но в основном торговлей. В это время торговля, особенно внешняя, практически сосредоточилась в руках греков, сирийцев, евреев. В те времена, когда короли были арианами, евреи не преследовались. Положение резко изменилось после обращения вестготов в католицизм. Уже Реккаред запретил браки между евреями и христианами (евреи не имели права даже иметь наложницу-христианку) и использование евреями христианских рабов. Попытка откупиться от этого последнего распоряжения не удалась. Целенаправленная антиеврейская политика стала проводиться вестготскими королями начиная с Сисебута.
Сисебут сменил на вестготском троне Гундемара в 612 г. Его правление (612-620 гг.) было временем укрепления Испано-Вестготского королевства. Одним из столпов этого королевства являлось католическое духовенство. Сисебут не собирал на соборы епископов всей страны, возможно видя в этом институте определенное ограничение своей власти, но в целом его внутренняя политика полностью соответствовала взглядам испанской церкви. Важнейшим ее аспектом стало гонение евреев. Сисебут возобновил, по-видимому, несоблюдавшееся постановление о недопустимости евреям иметь христианских рабов и потребовал освобождения всех их независимо от срока приобретения. А позже он сделал еще более решительный шаг: все евреи, отказавшиеся креститься, должны были покинуть его государство. Значительная часть евреев, отказавшаяся отречься от веры предков, уехала из Испании и Септимании.
Положение вестготских королей было противоречивым. Их власть была довольно велика, они опирались на созданную aula regia, их, как правило, активно поддерживала католическая церковь. Но в то же время монархия оставалась избирательной, и это ставило короля в известную зависимость от готской знати, ибо испано-римские аристократы в выборах короля не участвовали, что, конечно же, сужало базу королевской власти. В то же время изменяется суть этой власти. Король уже не является в первую очередь военным вождем. Более того, все чаще сам король в это время уже не выступает непосредственно в поход во главе армии, а поручает командование своим герцогам. Одним из таких герцогов был Рихилан, разгромивший астуров, отпавших от вестготов. Другим был Свинтилла. Именно он разгромил ронконов и удачно воевал с византийцами. Византийский вопрос по-прежнему был не решен, и общность веры не мешала вестготским королям стремиться окончательно вытеснить византийцев из Испании. Сисебут дважды воевал с империей и довольно удачно, армия во главе с Свинтиллой захватила ряд византийских крепостей, но полностью вытеснить византийцев так и не смогла. [323]
Успехи во внешней и внутренней политике, тесный союз с церковью позволили Сисебуту настолько укрепить свою власть, что он сумел без труда передать трон своему сыну Реккареду II. Однако на следующий год Реккаред умер и на вестготский престол был возведен прославленный своими победами Свинтилла.
Блестящие успехи Сисебута оказались на поверку не столь уж и прочными. Крушение династической идеи в результате ранней смерти Реккареда — доказательство этого. Не добился полностью желаемого король и во внешней политике. Север Испании, населенный басками, снова практически ускользнул из-под контроля вестготских королей. И Свинтилла в начале своего правления был вынужден заняться басками, вторгнувшимися в Тарраконскую Испанию. Басков заставили подчиниться, и в завоеванных землях Свинтилла основал новый город — Ологик. Свинтилла как бы шел по стопам Леувигильда, отклоняясь от его политики только в религиозном вопросе, так как был убежденным католиком. Впрочем, и здесь различие было лишь кажущимся, ибо главным было убеждение в необходимости иметь государственную религию. Поэтому, в частности, он продолжал антиеврейскую политику Сисебута, хотя, как кажется, и несколько смягчил ее, что позволило части евреев вернуться в Испанию.
Свинтилла поставил своей задачей завершить изгнание византийцев с Пиренейского полуострова. И он начал решительное наступление на оставшуюся еще под властью империи прибрежную полосу. Византийская армия была разбита, и около 625 г. весь Пиренейский полуостров наконец-то оказался под властью вестготского короля. Именно с этого времени можно говорить об объединении всей Испании под властью вестготов. Тем самым было завершено завоевание Испании, процесс, в котором решающими этапами были правления Эйриха и Леувигильда. Правда, практически независимыми оставались в своих недоступных горах баски, но формально и они признали власть вестготского короля.
Следуя Леувигильду, Свинтилла стремился удержать трон за своим сыном. С этой целью он провозгласил своего сына Рихимира соправителем. Но этот акт вызвал огромное недовольство вестготской аристократии, боящейся потерять свои привилегии. Результатом стало восстание против короля, которое возглавил Сисенанд. В 631 г., после десяти лет своего правления, Свинтилла был свергнут, и королем стал Сисенанд.
Все последующие короли стремились к одной, но так и не достигнутой никем из них цели — такому укреплению королевской власти, чтобы передавать ее по наследству своим сыновьям. Династический [324] принцип в Вестготском королевстве так и не утвердился. Все же, же лая обрести как можно больше независимости от вестготской аристократии, короли, с одной стороны, стремились получить поддержку испано-римской аристократии, для чего все активнее привлекли испанское население к осуществлению государственных функций, а с другой — установить как можно более тесные отношения с католической церковью, в которой опять же значительнейшую роль играли испано-римляне, хотя после официального принятия вестготами католицизма удельный вес германцев в верхушке церкви значительно вырос. По этому пути шел и Сисенанд. Уже вскоре после своего восшествия на трон он собрал в Толедо собор всех епископов своего королевства. Этот собор имел целью официально утвердить католицизм в качестве единственной формы христианской религии в Испании и готской Галлии. Целью собора, созванного Гундемаром, было подтверждение этого акта после арианской реакции Виттериха. Теперь впервые созывался собор, когда ничто не ставило под сомнение религиозное состояние государства, так что собор сосредоточивался на решении как внутрицерковных, так и общеполитических дел. С этого времени соборы становятся важным политическим институтом. Отныне почти все короли созывали церковные соборы, а на правление некоторых государей приходился и не один собор.
Правление преемников Сисенанда Хинтилы (636-640 гг.) и Тульги (640-641 гг.) были кратковременными и ничем не примечательными. Внешнеполитическая и военная деятельность их предшественников привела к объединению всего Пиренейского полуострова под властью вестготских королей. За Пиренеями вестготы удерживали Септиманию (Галлию, как они ее назвали, не смущаясь тем, что она представляла лишь небольшую часть этой страны). И на большее они не претендовали. Внешняя политика вестготской Испании была в значительной степени изоляционистской. Вестготские короли, изгнав из Испании византийцев, более практически не вмешивались в большую политику Европы и Средиземноморья. Это сказалось и на позиции испанской церкви. В Испании довольно часто собирались соборы, но на них присутствовали только епископы и аббаты королевства. Испанские епископы отсутствовали на соборах, собираемых римским папой. Они признавали авторитет папы, но реально пользовались в Испании и Септимании всей полнотой духовной и частично даже светской власти. В то же время деятельность ряда королей привела к относительной стабилизации внутреннего положения в стране. Это позволило Хиндасвинту и его сыну Рецесвинту сделать очень важный шаг на пути действительного объединения Испании под властью вестготских королей. [325]
Хиндасвинт вступил на престол в апреле 641 г., свергнув своего предшественника, и, по-видимому, довольно скоро начал работу над радикальной трансформации законодательства. До этого времени в королевстве сосуществовали два кодекса, две системы права — римская и вестготская. Последняя, правда, уже испытала огромное влияние первой, но оставалась действенной. Уже до этого некоторые короли принимали законы, уравнивающие всех их подданных. Были разрешены смешанные браки, что открывало путь к реальному этническому смешению германцев и римлян. Но все же наличие двух кодексов сдерживало этот процесс. Через два года после прихода к власти Хиндасвинт сделал решающий шаг. Существовавшие ранее кодексы — Бревиарий Алариха для римлян и Пересмотренный кодекс Леувигильда для вестготов — были отменены. Вместо них был введен единый кодекс. Национальное право, таким образом, было заменено территориальным. Одна юридическая система отныне стала действовать на всей территории Испании и Септимании. Недаром хронист пишет, что Хиндасвинт разрушил готов.
С правлением Хиндасвинта связано еще одно очень важное новшество. Как и предыдущие короли, Хиндасвинт стремился опереться на церковь. Он созвал в Толедо очередной собор, на котором впервые официально в качестве полноправных участников (а не только наблюдателей) участвовали и светские чины его двора. Это еще больше увеличило роль соборов как высокой политической инстанции, занявшей свое место в системе управления государством. Хотя решения собора утверждались королем, само принятие церковным собором решений по светским вопросам ставило соборы почти на равную ступень с монархом.
Еще за четыре года до своей смерти Хиндасвинт предложил избрать королем своего сына Рецесвинта. Власть короля была в тот момент непререкаемой, и Рецесвинт официально становится соправителем отца, а после его смерти единственным королем и находится на троне 24 года (649-672). Главной заслугой Рецесвинта стало продолжение законодательной деятельности отца, в чем его активным помощником стал епископ Цезаравгусты (Сарагосы) Бравлион, один из самых образованных и почитаемых церковных иерархов Испании. И в декабре 653 г., созвав VIII Толедский собор, король представил ему новый свод законов. Он включал в себя законы Хиндасвинта, новые законы Рецесвинта и в качестве Antiqua те положения старых законов, которые были действенны и в нынешнее время, в основном законы Леувигильда. Это был так называемый Liber iudiciorum (Книга судей), который лег в основу и гораздо более позднего законодательства и многие положения которого сохраняли свою силу много веков уже после крушения [326] Вестготского королевства. Конечно, законодательное творчество на этом не остановилось. Новое время и новые обстоятельства требовали новых законов, и они включались в Liber iudiciorum в качестве новелл, дополняя имеющиеся там статьи. Теперь с утверждением единой юридической системы, единого права можно с полным правом говорить о едином королевстве.
Введение территориального законодательства в принципе вело к исчезновению этнических перегородок и полному слиянию обоих этносов в единый, внутри которого уже идет деление по экономическому, социальному, политическому принципу, но не по национальному. Однако на деле положение было более сложным. Уже само по себе наличие в законах формулировок типа «будь то гот или римлянин» говорит о сохранении обеих групп населения и хорошем знании, кто — гот, а кто — римлянин. Да и короли вовсе не стремились к уничтожению привилегий вестготов. Их целью было упрощение судопроизводства и укрепление собственной власти. Для этого, в частности, они и ограничивали права рабовладельцев, рассматривая убийство ими рабов как проступок и стремясь заменить расправу над рабами преданием их королевскому суду. Если вспомнить, что большинство рабовладельцев были римлянами, то становится ясно, что это наносило удар по последним.
Хиндасвинт издал закон, фактически уничтожавший городское самоуправление и тем самым на деле ликвидировавший последний элемент античного общественного уклада. Прежние rectores провинций, преимущественно римляне, остались, но практически почти все властные полномочия в провинциях и на местах перешли к герцогам (duces) и графам (comites), которые были в основном вестготами, хотя иногда до этих постов добирались и наиболее верные королю римляне. Непосредственное окружение королей состояло также в большой степени из германцев, и введенное в правило присутствие на соборах в качестве равноправных участников высших сановников двора должно было усилить германский элемент этих соборов и не дать им превратиться в римский противовес власти вестготских королей. Да и среди епископов значительную долю составляли вестготы. Во всяком случае, процент готов среди епископов был гораздо больше, чем среди населения государства. Даже в Бетике, где вестготы практически почти не жили, больше 27% епископов были готами. И это было результатом целенаправленной политики королей. Вестготские короли все же не очень доверяли подчиненному испано-римскому и галло-римскому населению, даже его светской и церковной знати. В результате на соборах, начиная с Восьмого, [327] большинство присутствующих принадлежало германцам. Еще в 636 г. V Толедский собор постановил, что королем может быть избран только гот. Таким образом, этнический характер высшей власти в Испании и Септимании сохранялся. И все же огромный шаг к слиянию народностей был сделан.
Возможно, промульгация нового единого кодекса все же вызвала недовольство части вестготской знати. Хроника под 675 г. сообщает о прекращении смуты и убийств, длившихся 18 лет. Следовательно, начало этих смут относится приблизительно к 654 г., то есть как раз к году, следующему за одобрением нового свода законов VIII Толедским собором. Король, по-видимому, успешно справился с сопротивлением внутри страны, как и с новыми вторжениями васконов, которые, вероятно, к тому времени уже официально вышли из подчинения вестготским королям. Но все же закрепить трон за свои родом Рецесвинт не смог. После его смерти различные группировки знати согласились выбрать королем Вамбу, человека довольно консервативных взглядов и к тому времени уже прославившегося военными успехами. Вскоре после выбора Вамба был торжественно коронован и стал, по-видимому, первым вестготским королем, чей приход к власти был ознаменован этим обрядом, имитирующим коронации и ветхозаветных царей, и византийских императоров.
Однако выбор королем Вамбы все-таки устроил не всех. Решительно выступил против нового короля герцог Павел, провозгласивший себя королем в Нарбоне. Его избрала королем знать этой провинции. К нему примкнула Тарраконская Испания, его активно поддержали васконы (возможно, между Павлом и васконами был заключен союз). Положение Вамбы было тяжелым. И в этих трудных обстоятельствах проявились энергия и военные способности короля. Прежде всего он обрушился на васконов, и те были вынуждены ему подчиниться. Было ли это подчинение действительным или оставалось формальным, в любом случае васконская опасность была ликвидирована, и Вамба развязал себе руки для дальнейшей борьбы с мятежником. Он перешел Пиренеи и подчинил примкнувшие к Павлу города Септимании. В битве около Немавса (Нима) Павел был разгромлен, а мятеж подавлен. Франки пытались воспользоваться обстоятельствами и вторгнуться в галльские владения готов, но были отбиты. Вамба мог торжествовать.
В то же время военные действия в Септимании показали слабость вестготской армии. Она основывалась на старинном германском принципе всеобщего ополчения, когда каждый свободный боеспособный мужчина в случае необходимости становился воином. По-видимому, сравнительно рано к военной службе стали привлекать и свободных [328] римлян. Но, вероятнее всего, ко времени правления Вамбы свободного населения было недостаточно для формирования боеспособной армии. И вскоре после подчинения Септимании Вамба издал «военный закон», согласно которому воинская повинность распространялась на всех жителей королевства. Отныне в армии должны были служить клирики, а рабовладельцы должны были являться в армию со своими рабами. Последнее положение противоречило и германским, и римским принципам и являлось несомненной новацией Вамбы. Это вело к тому, что в рамках единого войска появляются, по существу, частные отряды, подчиняющиеся не столько общему военному командиру, сколько своему господину. В первый момент это усилило армию, но в перспективе должно было привести к ее развалу.
Закон Вамбы предусматривал суровые наказания для ослушников. Это вызвало недовольство. Многие аристократы были недовольны самим фактом привлечения их рабов к военной службе, ибо это отвлекало рабов от работ на господина. Недовольство Вамбой ширилось. Король принял активные меры против недовольных. Начались довольно жестокие репрессии. Но Вамба репрессиями не ограничился. Он противопоставил недовольной светской знати церковь. С этой целью Вамба увеличил количество епископств, уменьшая тем самым власть местных магнатов и создавая себе опору из местных епископов.
Королю была важна поддержка не только епископов на местах, но и митрополита столицы Толедо. Хотя официально Толедо был митрополией только Карфагенской провинции, на деле его митрополит играл роль главы испанской (и септиманской) церкви. Город Толедо вообще был предметом особых забот Вамбы. Он перестроил его, не только украсив, но и заново укрепив, так как стремился сделать неприступным для возможных врагов, в том числе (и, вероятно, в особенности) для врагов внутренних. Сам город и его новые защитные сооружения он поставил под покровительство святых мучеников, обезопасив тем самым свою столицу (и себя) не только укреплениями, но и защитой святых.
Считая свою власть достаточно утвердившейся и желая санкционировать это утверждение, Вамба в 675 г. созвал XI Толедский собор. Целью его было провозглашение избавления страны от терзавших ее смут и убийств в течение 18 лет, то есть в правление Рецесвинта и самого Вамбы. С этого собора должно было начаться спокойное царствование великого и благочестивого короля Вамбы. Но надеждам короля не суждено было сбыться.
Недовольство знати скоро вылилось в заговор, результатом которого стало фактическое свержение (под видом добровольного отречения) Вамбы в 680 г. Королем вместо него был избран Эрвигий. [329] Эрвигий смягчил суровые нормы «военного закона» Вамбы, но сохранил его основной принцип. Он, помня о судьбе своего предшественника, пытался установить хорошие отношения со знатью. Одновременно он, по примеру Вамбы, и, пожалуй, даже в большей степени, чем тот, опирался на церковь. Уже вскоре после своего коронования он собрал очередной собор, чтобы прежде всего оправдать и сакрализировать свержение Вамбы и свой приход к власти. За семь лет своего правления Эрвигий собирал еще два собора. Эрвигий, как и Вмба, всячески стремился показать свое благочестие и свою роль защитника веры. На монетах этих королей появляется крест, который держит король, а на некоторых монетах крест увенчивает головы и Вамбы, и Эрвигия.
В целом политика Эрвигия, несмотря на большую мягкость, шла в том же направлении, что и политика Вамбы. Между тем положение в стране становилось все более тяжелым. Испанию не раз посещал голод. Страна обезлюдела. И, что хуже всего, в ней резко сократилось число свободных людей. Сам Эрвигий жаловался на то, что только половина его подданных может свидетельствовать в суде и что есть целые деревни и небольшие виллы, которые не могут выставить на судоговорение ни одного свидетеля. Зато резко усиливаются магнаты. Опираясь на свои довольно большие владения и собственных подданных, они все более противопоставляли себя королю и противились любым попыткам последнего укрепить свою власть. В ряде случаев король был вынужден идти им навстречу. Законом Эрвигия была, в частности, усилена власть патрона над вольноотпущенниками, которые фактически превращались в крепостных.
Эрвигий вообще много внимания уделял законодательству, видя в нем важнейшее средство укрепления государства и своей власти. Уже на следующий год он издал «Пересмотренный свод законов» и строго запретил пользоваться всякими другими кодексами и законами, в этот свод не вошедшими. Чтобы утвердить трон за своими родственниками, он выдал свою дочь замуж за аристократа Эгику, который и наследовал ему в 687 г.
Для всех вестготских королей, начиная, по крайней мере, с Вамбы, важнейшим вопросом становятся отношения со знатью. Последняя укрепилась в процессе феодализации государства и могла теперь противопоставлять себя центральной власти. Короли, с одной стороны, делали шаги ей навстречу, а с другой — стремились сурово подавлять всяческие попытки заговоров и мятежей. Не стало исключением и правление Эгики. Для умилостивления аристократии он ввел закон, согласно которому вольноотпущенник и его потомки отныне оставались в полном подчинении не только своего бывшего хозяина, но и его потомков в течение трех поколений. Одновременно был издан суровый [330] закон о наказании сбежавших рабов, однако сама суровость закона говорит о слабости королевской власти.
В то же время он сурово преследовал подлинных и воображаемых врагов. Изгнания, конфискации, большие штрафы обрушивались на головы аристократов. Это на какое-то время укрепило власть короля, и тот смог в 697 г. добиться признания своим соправителем сына Витицы. Сам Эгика в это время был уже в довольно преклонным возрасте, и Витица стал не только на словах, но и на деле соправителем отца, а после его смерти в 701 г. — единственным королем, не встретив при этом особого сопротивления знати.
Витица продолжил курс своего отца. С одной стороны, он смягчил суровые меры Эгики. Была объявлена всеобщая амнистия, давшая возможность изгнанникам вернуться на родину. Амнистированным возвращалось их имущество и их подданные. Многим было предоставлено возмещение из королевской казны. Это привело к некоторому сплочению знати вокруг короля. Однако, с другой стороны, Витица, как и его отец, всеми силами стремился укрепить свою власть, что в конце концов привело его к столкновениям с той же знатью. Результатом стало возникновение нескольких заговоров. Один из них возглавил герцог Кордубы Теудофред, другой — Пелайо (Пелагий). Еще отец последнего Фафилан вступил в конфликт с Витицей, бывшим тогда еще то ли соправителем отца, то ли еще лишь принцем. Витица убил Фафилана, и теперь его сын выступил мстителем за отца. Правда, оба заговора провалились. Теуфред был ослеплен, а Пелайо изгнан на север страны, в Астурию.
Витица, как и его отец, намеревался передать трон своему сыну Ахиле. Однако значительная часть вестготской аристократии решительно выступила против него. В условиях смуты королем был избран герцог Бетики Родриго (Рудерих). Ахила не признал этого выбора, но его войска были разгромлены армией Родриго. Полностью уничтожить своего соперника последний, однако, не смог, тем более что у короля появился новый, еще более опасный, враг. Это были арабы, которые к этому времени захватили всю Северную Африку и угрожали вторжением с юга Испании. Уже Витице пришлось отражать их первые атаки. Граф Сеуты, расположенной на африканском берегу, но подчиненной вестготам, Юлиан вступил в переговоры с арабами. Он предложил не только сдать Сеуту, но и помочь переправиться на испанское побережье. Традиция обычно приписывает эту измену Юлиана его личному недовольству: так Юлиан хотел отмстить королю за надругательство над своей дочерью. Вполне возможно, что этот факт действительно имел место и гнев мог толкнуть графа на предательство. Но поведение [331] Юлиана трудно не связать с той борьбой, которая не только предшествовала избранию Родриго, но и продолжалась после его вступления на трон.
Правителем Северо-Западной Африки был в это время Муса ибнНусайр, действовавший практически независимо от халифа, находившегося в далеком Дамаске. С ним и завел переговоры Юлиан. Он даже предоставил арабам корабли, на которых в 711 г. отряд во главе с бербером Тарихом ибн-Зиядом переправился через пролив и высадился на скале, которую несколько позже арабы назвали Джебель-Тарих (Скала Тариха) и которую до сих пор именуют несколько искаженным словом Гибралтар. Закрепившись на крайнем юге Пиренейского полуострова, Тарих начал продвижение вглубь. В это время Родриго подавлял очередное восстание на севере и осаждал Памплону. Он сразу оценил угрозу и, прервав осаду, двинулся на юг.
Грозное вторжение мусульман, казалось бы, должно было сплотить вестготов и вообще христиан. Но этого не случилось. Сыновья Витицы, в том числе Ахила, и их сторонники, включая епископа Оппу, фактически поддержали арабов. Рабы и другие подневольные люди, включенные в армию по закону Витицы, не горели желанием сражаться и были готовы покинуть поле битвы при первой возможности. Города в вестготской Испании находились в жалком положении, горожане, в основном испано-римляне, с завистью смотрели на процветающие под арабской властью города и видели в арабах избавителей от власти варварских королей. Евреи, жестоко преследуемые вестготскими государями и испанской церковью, перешли на сторону мусульман и показывали им пути более легкого и удобного продвижения. 19 июля 711 г. на реке Барбате произошло жестокое сражение. В разгар битвы часть воинов, подкупленных Оппой, покинула поле боя. Остатки армии Родриго были полностью разгромлены. Сам король бежал в Эмериту, где пытался организовать новую армию и продолжить борьбу. Но вестготские герцоги и графы либо пытались защищать только свои владения, совершенно не думая об общем деле, либо бежали на север, либо стремились договориться с врагом. В этих условиях Ахила провозгласил себя королем и даже стал выпускать монеты с собственным именем. Воспользовавшись этим политическим хаосом, Тарих со своим отрядом подошел непосредственно к Толедо и был уже готов взять город, который стоявшие там солдаты не столько защищали, сколько нещадно грабили. Но в это время Муса, обеспокоенный слишком уж большими успехами своего подчиненного, решил взять покорение Испании в свои руки. В 712 г. он со всей своей армией высадился на Пиренейском полуострове. Его первой задачей стал окончательный разгром Родриго. Он взял Гиспалис и двинулся [332] к Эмерите. Город стойко защищался, и только в следующем, 713 г. Муса смог его взять. Столкнувшись с неожиданными трудностями, Муса отозвал Тариха, и их соединенные силы разгромили армию Родриго в сентябре 713 г. Сам король, по-видимому, пал в этой битве. После этого, взяв Толедо, Муса провозгласил халифа Валида государем Испании. Еще далеко не вся страна была завоевана. В Тарраконской Испании действовал Ахила, надеявшийся стать королем при поддержке арабов. Но те больше в нем не нуждались и выступили против него. Вскоре Муса, внушавший халифу подозрения чрезмерной самостоятельностью, был отозван из Испании, но его преемники продолжали завоевание страны и даже попытались перейти Пиренеи, развивая далее на север арабскую экспансию. Державшийся в Астурии Пелайо, в свое время изгнанный Витицей, попытался было как-то договориться с арабами, но те отказались пойти на какой-либо компромисс. И тогда Пелайо выступил против них и в 718 г. в долине Кавадонги разбил арабский отряд. С этого вообще-то довольно незначительного события началась новая глава истории Испании. Но о Вестготском королевстве в Испании говорить уже нельзя.
Причины крушения Вестготского королевства
Вестготскому королевству, как и ряду других «варварских» государств, образовавшихся на территории Западной Римской империи, был свойствен коренной порок — двойственность его этнического состава, причем господствующий этнос представлял собой ничтожное меньшинство населения. Римляне, завоевав Испанию, принесли с собой и передали ее народам новые социальные порядки, новую экономику, введя ее в экономическую ткань всего Средиземноморья, новое политико-административное устройство, новую культуру во всех ее компонентах. В ходе романизации народы Испании смешались и переплавились в нечто единое, и эта новая общность, что очень важно, ощущала себя частью римского народа и считала себя уже не иберами или кельтами, или кем-либо еще, а римлянами, Romani, говоря на латинском языке. Этот язык к тому времени достаточно изменился, вульгаризировался, в разных местах уже весьма значительно отходил от литературной нормы, но его носители искренне полагали, что это и есть язык великого Рима. Сопричастность Риму и его цивилизации еще более укрепилась сознанием принадлежности к единой христианской церкви во главе с римским папой (даже если реально испанская [333] церковь тогда была довольно самостоятельной). Германцы, подчинив себе Пиренейский полуостров, сами поддались романской цивилизации, они переняли местный язык, местную религию, местную культуру, насколько были способны ее перенять. И сама страна именовалась не Готией, а Испанией, именно так ее называли римляне, хотя само государство часто именовалось Королевством готов. Ни о какой германизации Испании говорить не приходится. Наоборот, можно и нужно говорить о романизации германцев. Но это не привело к их растворению в романской среде. Обе группы населения уже обладали одним языком, одной религией, одним правом. И будучи в этом отношении равноправными, они все же знали, что существуют римляне и существуют готы и первые занимают более низкое положение по отношению ко вторым.
Одной из самых ярких привилегий готов в случае избрания было право обладать королевским достоинством и королевской властью. Королем мог быть только гот. И если в королевском окружении могли появиться представители романской знати, то все же их было неизмеримо меньше, чем вестготов. Даже в высших слоях церковной иерархии доля готских епископов и митрополитов была гораздо больше, чем их доля в общей массе верующих. Реальными управляющими провинций были герцоги и графы, происходящие из готской аристократии, а президы провинций, многие из которых являлись испано-римлянами, были поставлены под их контроль. Города, в которых вестготы почти не жили и население которых было почти исключительно романским (не считая евреев и купцов из восточных стран), были практически лишены самоуправления и тоже поставлены под жесткий контроль готских герцогов и графов. И хотя испано-римские писатели, такие как, например, Исидор Севильский, славили, искренне или неискренне, вестготских королей как государей именно Испании, романское население страны чувствовало себя ущемленным, а это вело к отсутствию или, во всяком случае, незначительности чувства сопричастия к существующему государству. Это население по-прежнему, пожалуй, считало себя скорее подданными императора, хотя тот сидел на троне в далеком Константинополе и практически никак не мог влиять надела в Испании, чем вестготского короля, власть которого они были вынуждены терпеть.
Положение вестготского короля было довольно парадоксальным. Он обладал всей полнотой власти, мог карать и миловать любого своего подданного, как гота, так и римлянина. Но он не мог передать трон своему сыну. В принципе любой гот мог претендовать на престол. Король считал себя властелином страны и народа (да и был в значительной степени им), но готские аристократы по-прежнему считали его только [334] «первым среди равных». Старое германское представление, что все свободные люди, по существу, являются «друзьями» короля (frei — Freund), то есть членами относительно замкнутой группы людей, связанных определенными узами, еще жило среди вестготов и позволяло им чувствовать себя в некоторой степени независимыми по отношению к королю. Тем более это чувство было свойственно вестготской знати. По закону Вамбы знатные аристократы, и вестготы, и римляне, являлись в армию со своими отрядами, и, таким образом, они легально обладали собственной вооруженной силой, которая фактически подчинялась только им и которую они могли противопоставить силе монарха. Именно уход части армии из войска Родриго и выступление против короля части вестготской знати со своими силами обусловили поражение королевской армии в решающем сражении с мусульманами. Да и в сфере реального управления король был вынужден считаться со своим ближайшим окружением, теми, кто входил в aula regia, включающую в себя как высшую вестготскую аристократию, так и верхи церковной иерархии, в которой была значительна доля испано-римлян.
Социальное развитие романского и готского обществ шло принципиально в одном направлении, хотя стартовые позиции этого развития были различны. В романском обществе развивались те тенденции, которые проявились в периоды кризиса III в. и в поздней империи. Продолжалось развитие крупного землевладения, как светского, магнатского, так и церковного, в том числе монастырского, сочетающегося с мелким землепользованием зависимых крестьян. Рабство еще было широко распространено, но рабы все больше использовались преимущественно в личном услужении, а основная тяжесть сельскохозяйственного труда во все большей степени падала на прикрепленных к земле колонов, вольноотпущенников, которые не могли покидать своих бывших хозяев, и клиентов, бывших свободных крестьян, превратившихся в прекаристов. Численность свободного крестьянства катастрофически уменьшалась, хотя полностью оно не исчезло. Соответственно изменялся и тип крестьянского расселения. Распространяется деревня как место жительства преимущественно зависимых крестьян. Обладая огромными богатствами, военными и частично даже административными полномочиями и значительным количеством зависимого населения, магнаты в рамках своих владений превращаются в почти независимых владык.
Исходным пунктом развития вестготского общества был позднеродовой строй. Правда, еще до переселения вестготов в Испанию он уже практически исчез, но его институты продолжали существовать. Готская аристократия формировалась преимущественно из королевского [335] окружения, и ее значение в обществе во многом зависело от места на королевской службе. Это была преимущественно служилая знать. По мере оседания сначала в Юго-Западной Галлии, а затем и в Испании эта знать приобретала и огромные земельные богатства, во все большей степени превращаясь в земледельческую и занимая в социально-экономической структуре страны то же или почти то же положение, что и романское магнатство. В ее владениях формировались те же формы зависимого земледельческого труда, что и в латифундиях романских светских магнатов и католической церкви. Сначала их владения обрабатывали подчиненные испано-римляне. Но с течением времени шло разложение самого вестготского общества, и рядовые готские общинники постепенно тоже попадали в зависимость от герцогов, графов, сайонов, дружинников — от собственной готской знати. Реальное положение многих рядовых готов мало отличалось, если отличалось вообще, от положения романского крестьянства. А социальное положение и образ жизни готской «верхушки» были подобны положению и образу жизни романских магнатов. Полного слияния классов обоих обществ — готского и романского — не произошло, но социальные структуры их стали очень близкими. И готские аристократы, подобно романским магнатам, становились полновластными господами в своих владениях. Они, пожалуй, в еще большей степени обладая административно-политической и военной властью, могли в случае благоприятного для них поворота событий противостоять монархии. Это и произошло в ходе мусульманского завоевания, когда значительная часть знати, будучи сторонниками Ахилы и противниками Родриго, фактически поддержала арабских завоевателей.
Значительную роль в политической структуре Испании занимала церковь. Она обладала не только духовной монополией, но и довольно большой политической властью. На местах епископы в значительной степени осуществляли административное управление, разделяя эти обязанности с готскими герцогами и графами. Еще важнее было то, что церковные соборы, собираемые королями, занимались не только внутрицерковными и религиозными, но и политическими и административными проблемами вплоть до участия в выборах короля и утверждения законов. Участие в соборах в качестве полноправных их членов принимали и представители светской знати по поручению короля. Правда, соборы созывались не регулярно, их созывы зависели от воли короля. Исследователи отмечают, что короли предпочитали созывать соборы в начале своего правления, желая утвердить свою власть авторитетом соборных решений. Это, однако, не уменьшает роли церковных властей в политической жизни Вестготского королевства. Хотя [336] ни о какой теократии, как иногда полагали раньше, говорить не приходится, все же роль церкви была большой, и короли должны были с ней весьма и весьма считаться. Это в значительной степени ослабляло королевскую власть.
В Испании, особенно в Бетике и в восточной части Тарраконской и Карфагенской провинций, было довольно значительное количество городов, сохранявших античное устройство. Вестготские короли, как и все «варвары», не любили городов и не понимали их. Они рассматривали город лишь как источник доходов, в его чуждой структуре видели определенную угрозу и стремились полностью поставить города под контроль епископов и своих чиновников, происходивших из готской знати, и епископов, которые хотя были по происхождению чаще испано-римлянами, но являлись чуждой городу силой. Города, значение которых в условиях сокращения рынка уменьшилось, оставались во многом ячейками «романства», и горожане видели в готских королях и их представителях чуждую силу.
В еще большей степени это относилось к евреям. Живущие почти исключительно в городах, связанные с городом городскими занятиями — торговлей и ремеслом, они постоянно преследовались как церковью, так и королевской властью. Они еще лучше, чем их христианские соседи, могли оценить то относительно свободное и даже процветающее положение, в котором находились горожане вообще и их единоверцы в частности в городах, находящихся под властью мусульманских владык. И когда арабские войска высадились на Пиренейском полуострове, многие горожане не оказали им никакого сопротивления, а евреи даже показывали завоевателям удобные пути и места, пригодные для успешных боевых действий. Антиеврейская репрессивная политика вестготских королей обратилась против них и стала одной из причин, хотя, разумеется, далеко не самой главной, катастрофы готской Испании.
Таким образом, Вестготское королевство оказалось довольно непрочным. И после арабского завоевания в ходе так называемой Реконкисты, обратного отвоевания страны у мусульман, формирование средневекового испанского общества началось практически заново, в иных условиях и имело иные результаты. Первые короли новой Испании еще чувствовали и даже подчеркивали свою связь с вестготскими государями, рассматривая себя как прямое продолжение линии готских монархов, но с течением времени это ощущение ослабевало. Прежнее противопоставление романской и готской Испаний исчезло и заменилось другим — противопоставлением христиан и мусульман, испанцев и мавров.
Текст воспроизведен по изданию: Античные и средневековые источники по истории Испании. СПб. СПбГУ. 2006
© текст - Циркин Ю. Б. 2006ЛИТЕРАТУРА
К части 1
С. Iulii Caesaris Commentarii: Cum suppl. A. Hirtii et alii / Recogn. F. Oeher. Lipsiae, 1862.
Pseudo-Caesar. Guerre d'Espagne / Etabl. N. Diouron. Paris, 1999.
Гурин И. Г. Римское население Бетики в гражданской войне 49-45 гг. до н. э. // Государство, политика и идеология в античном мире. Л, 1990.
Дуров В. С. Юлий Цезарь: Человек и писатель. Л., 1991. История римской литературы. М., 1959. Т. I. Утченко С. Л. Юлий Цезарь. М., 1984.
Blazquez J. М. Nuevos estudios sobre la Romanizacion. Madrid, 1989.
Castillo C. Prosopographia Baetica. Pamplona, 1965.
Christ K. Romische Geschichte: Einfuhrung, Quellenkunde, Bibliographie. Darmstadt, 1980.
Gonzalez Roman C. La onomastica del «Corpus» cesariano у la sociedad de la Hispania meridional // Studia Historica. Historia antigua. 1986-87. Vol. IV-V. P. 65-77.
Hering W. Die Recensio der Caesarhandschriften. Berlin, 1963. Historia de Espana. Madrid, 1982. Т. II. 1.
Hoojf А. J. L. van. The Caesar of the bellum Hispaniense // Mnemosyne. 1974. T. 27. P. 123-138.
Kaiinka E. Caesars und seinen Forsetzers Schriften. Leipzig, 1929.
Klotz А. Kommentar zum Bellum Hispaniense. Leipzig, 1927.
Knapp R. C. Roman Cordoba. Berkeley, 1983.
Kroymann J. Caesar und das Corpus Caesarianum in der neueren Forschung: Gesamtbibliographie 1945-1970 // Aufstieg und Niedergang der Roemischen Welt. Berlin; New York, 1973. Bd. I. 3. P. 457-487.
Le Roux P. Romains d'Espagne. Paris, 1995.
Pascucci G. Paralipomeni della esegesi e della critica al «Bellum Hispaniense» // Aufstieg und Niedergang der Roemischen Welt. Berlin; New York, 1973. Bd. I. 3. P. 596-630.
Rodriguez Neila J. F. Historia de Cordoba. Cordoba, 1988. Т. I.
Roldan Hervas J. M. Hispania у el ejercito romano. Salamanca, 1974.
Syme R. Roman Revolution. Oxford, 1939.
Tsirkin J. B. The South of Spain in the Civil War of 46-45 В. C. // Archivo Espanol de Arqueologia. 1981. V. 54. P. 91-100
Vittinghoff F. Roemische Kolonisation und Buergerrechtspolitik unter Caesar und Augustus. Wiesbaden, 1952.
К части 2
Буданова В. П. Готы в эпоху Великого переселения народов. М., 1990.
Буданова В. П. Варварский мир эпохи Великого переселения народов. М., 2000.
Вольфрам X. Готы. СПб., 2003.
Щукин М. Б. На рубеже эр: Опыт историко-археологической реконструкции и политических событий III в. до н. э. — I в. н. э. СПб., 1995.
Щукин М. Б. Готский путь. СПб, 2005.
Barbero А., Vigil М. Sobre los origines sociales de la reconquista. Barcelona, 1974.
Croke B. Chronicles, Annals and «Consular Annals» in Late Antiquity // Chiron. 2001. Bd. 31. P. 291-331.
Dannenbauer А. Die Entstehung Europas. Von der Spaetantike zum Mittelalter.
Stuttgart, 1959-1962. Bd. I-II. Diesner H. J. Isidor von Sevilla und das westgothische Spanien.
Diesner H. J. Die Voelkerwanderung. Leipzig, 1976.
Fontaine J. Isidore de Seville et la culture classique dans l'Espagne wisigothic. Paris, 1959.
Fontaine J. La litterature latine chretienne. Paris, 1970.
Garcia de Cortazar J. A. La epoca medieval // Historia de Espana, dirigida por Miguel Artola. Madrid, 1988. T. 2.
Garcia Moreno L. A. Prosopografla del reino visigodo de Toledo. Salamanca, 1974.
Garcia Moreno L. A. Historia de Espana visigoda. Madrid, 1998. I Goti in Occidente. Spoleto, 1956.
Heather D. J. Goths and Romans, 332-489. Oxford, 1980.
Historia de Espana. Marid, 1985. T. III.
Kazanski M. Les Goths. Paris, 1995.
Kazanski M. L'Occident romain et l'Europe centrale au debut de l'epoque des Grand Migrations. Brno, 1999.
Mineghetti M. L. Le origini della littetatura medievali romanze. Roma; Bari, 2001.
Miscellanea Wisigothica. Sevilla, 1972.
Orlandis J. Historia de Espana. Madrid, 1999. T. 4: Epoca visigoda.
The Prosopography of the Later Roman Empire. Cambridge, 1979. V. II.
Saitta B. Aspetti sociali e economici dei regni romano-barbari. I. I Visigoti. Catania, 1974.
Thomson E. A. The Goths in Spain. Oxford, 1969.
Todd M. The Early Germans. Oxford, 1992. Los Visigodos: Historia у civilisacion. Murcia, 1987.
Visigothic Spain: New Approaches. Oxford, 1980.
Wolfram H. Das Reich und die Germanen. Berlin, 1990.
Wolfram H. Die Germanen. Muenchen, 1995.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
Aп. — Аппиан. Гражданские войны
Б. хрон. — Большая хроника Исидора
Викт. — Виктор Витенский
Гал. — Галльская хроника
Дион. — Дион Кассий. Римская история
Ид. — Хроника Идация
Иоанн — Хроника Иоанна аббата Бикларского Иорд. — Иордан. Римская история
Исид. Ист. — Исидор Севильский. История готов, вандалов и свевов
Исид. Ист. хвала — Исидор Севильский. Хвала Испании
Исп. — Псевдо-Цезарь. Испанская война
Исп. прод. — Испанское продолжение
Кас. — Хроника Сенатора Кассиодора
Мадр. рук. — Компиляция из мадридской рукописи F 86
Марц. — Хроника Марцеллина
Овет. — Оветенская эпитома
Пав. — Павел. Римская история
Пат. — Г. Веллей Патеркул. Римская история
Плут. — Плутарх. Цезарь
Посв. — Посвящение «историй» Исидора Сисенанду
Приб. — Прибавление
Просп. — Проспер Тирон. Эпитома хроники
Пс.-Исид. — Псевдо-Исидор.
История Сальв. — Сальвиан. О Божьем правлении
Флор — JI. Анней Флор. Эпитома римской истории обо всех войнах за семьсот лет
Хрон. — Хроника вестготских королей
Цез. — Остатки Цезаравгустанской хроники
Cod. ez — Codicum Ez. V
Cod. Leg. — Codicum Legionensis
Cod. Sor. — Codices Sorienses
